Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке. Шарль де Костер

рождённые после этого паломничества, сильны, смелы, дики, живы, словом, хорошие солдаты.

      Вдруг отшельник взглянул на Клааса.

      – Ты меня узнаёшь?

      – Да, – сказал тот, – ты брат мой Иост.

      – Верно, – ответил отшельник, – а что это там за малыш, который строит мне рожи?

      – Это твой племянник, – сказал Клаас.

      – А как велика, по-твоему, разница между мною и императором Карлом?

      – Очень велика, – ответил Клаас.

      – Нет, очень невелика, – возразил Иост. – Он заставляет людей убивать друг друга, а я их заставляю только драться: и оба мы делаем это для нашей пользы и удовольствия.

      Затем он повёл их в свою хижину, и там они угощались и пировали одиннадцать дней.

      XIII

      Расставшись с братом, Клаас уселся опять на осла и сзади посадил Уленшпигеля. Проезжая через Мейборг, он заметил, что стоящие на Большой площади во множестве богомольцы при виде его приходят вдруг в ярость, грозят своими палками и кричат: «Негодяй!» Причиной оказался Уленшпигель, который, расстегнув штанишки и подняв рубашонку, показывал им некую часть тела.

      Заметив, что угрозы обращены к его сыну, Клаас спросил:

      – Что такое ты делаешь, что они так сердятся на тебя?

      – Дорогой батюшка, – ответил Уленшпигель, – я сижу себе на ослике, ни с кем не говорю ни слова, а они бранят меня негодяем.

      Тогда Клаас пересадил его вперёд.

      Уленшпигель стал показывать богомольцам язык. Они ругались, потрясали палками, грозили кулаками и чуть не побили Клааса и осла.

      Но Клаас погнал осла рысью, так что дух захватило, и, пока за ними гнались, он обратился к сыну:

      – Видно, ты родился в несчастный день. Сидишь передо мной, никого не трогаешь, а они задушить тебя готовы.

      Уленшпигель засмеялся.

      Проезжая через Льеж[40], Клаас узнал, что в приречной области жители страдали от голода и были подчинены суду официала[41], состоящему из лиц духовного звания. Они восстали, чтобы добиться хлеба и светских судей. Одних повесили, другим отрубили головы, третьи пошли в изгнание, ибо так велика была милость его высокопреосвященства господина де ла Марка, мягкосердечного архиепископа.

      Клаас видел по дороге изгнанников, бежавших из тихой льежской стороны, и на деревьях под городом видел трупы людей, повешенных за то, что им хотелось есть. И он заплакал над ними.

      XIV

      Приехав на своём осле домой, Клаас привёз с собой полный мешок денег, полученный от брата Иоста вместе с кружкой из английского олова. Теперь в доме не прекращались воскресные угощения и ежедневные пиршества, ибо изо дня в день ели мясо и бобы.

      Клаас часто наполнял свою большую кружку английского олова добрым пивом dobbel-kuyt и выпивал её до дна.

      Уленшпигель ел за троих и возился в миске, точно воробей в куче зерна.

      – Смотри, – говорил Клаас, – он, чего доброго, и солонку съест.

      – Если солонка сделана, как наша, из хлебной корки, – отвечал Уленшпигель, – то её и надо почаще съедать,

40

Льеж, тогда – богатое духовное княжество, теперь – бельгийский город.

41

Официалами в католической церкви назывались должностные лица, облечённые церковно-судебной властью.