Зазеркалье. Лин Яровой

спрашиваю, зачем ты их принимаешь?

      – Разве не в этом заключается суть подарков?

      – Лида…

      – Я не прошу ничего. Тем более не беру деньги.

      Я резко встал и пнул валявшуюся под ногами папку с документами.

      – Какая разница? Какая, на хер, разница, деньгами они несут или так?! Зачем ты взяла у него пакет? Тебе есть нечего?

      – Не смей повышать на меня голос. И вообще, не ори. Алису разбудишь.

      – Просто ответь. Как тебе хватает совести?

      Лида усмехнулась, но уже по-другому. С пренебрежением во взгляде.

      – Считаешь, твой труд важнее, чем мой? – спросила она. – Думаешь, я не имею права на благодарность?

      – Благодарность? – я начал выходить из себя. – Лида… Хочешь скажу, как называется то, что ты делаешь?

      – Ну-ка, скажи.

      – Это называется мошенничество. Именно таких жуликов я закрываю каждый день.

      Лида не ответила. Она молча бросила мне в ноги пакет с продуктами. Затем развернулась и заперлась в детской.

      Я не слышал, плачет ли она. Но даже, если б услышал, то не почувствовал бы себя виноватым.

      ***

      Спустя две недели после той ссоры я приехал к отцу. Тогда он ещё жил в Роще, в старенькой, но ладной избе, окруженной березами. Лида осталась в городе с дочерью, и у нас с отцом наконец появилось время, чтобы поговорить начистоту, по душам. Такое случалось редко. Наверное, поэтому, мы так долго и не могли раскрыться. Пока чистили снег у двора, лишь обменялись пустыми новостями да обсудили слухи, о которых забыли минуту спустя. И только вернувшись с мороза в дом и выпив по рюмке, мы посмотрели друг другу в глаза и кивнули, словно поздоровались по-настоящему.

      Отец всё понял без слов. Хмыкнул и покачал головой. Затем скорее по привычке, чем из любопытства, спросил:

      – Что стряслось?

      У него был хриплый, прокуренный, но вместе с тем сильный голос. Проработав сорок лет в милиции, отец выучился говорить так, что любой человек, сидя перед ним, чувствовал себя нашкодившим пацаненком. Ростом отец был на голову ниже меня, но глядя на его жилистые руки и крепкую спину, я знал, что если потребуется, он скрутит меня в момент. Не позволит даже пошевелиться. Всю жизнь отец прожил в деревне, врос в неё корнями, и никакая сила уже не могла повалить его на землю.

      – С Лидой проблемы, – признался я. – Бросила институт. Занимается шарлатанством. Кажется, мы с ней на грани.

      Отец хмыкнул и постучал пальцами по столу. Ритмично, словно по нотам.

      – Значит, всё-таки правду говорили.

      Я поморщился и покачал головой.

      – Пап, пожалуйста… Не поднимай эту тему снова.

      – Не шелести. Колдует так колдует, мне-то что? И без тебя знал, кто она. И тебе говорил ещё до свадьбы: всё так же будет, как с матерью. Ведьма на то и ведьма, что обманом живёт. Только ты не слушал. А теперь, значит, решил разводиться?

      – Пока не решил. Но долго так продолжаться не может. Мне противно видеть, как она пользуется доверием этих людей. Им тяжело, а она берет у них. Не деньгами, продуктами, но какая разница? Они ведь на последнее покупают.

      Отец