Заклятие древних маори. Последний занавес. Найо Марш

от стыда, узнав, как навязчиво вел себя Квестинг, зазывая вас приехать сюда. Мы с дядей Джеймсом просто в ужас пришли.

      – Меня он не зазывал, – возразил Гаунт. – Все переговоры вел Дайкон. Для этого я его и держу.

      – Вот оно что… – Барбара повернула голову вполоборота и засмеялась – не так звонко и игриво, как обычно. – А я-то недоумевала, зачем вам сопровождающий.

      – О, он в своем деле профи. Когда я снова начну работать, дел у него будет невпроворот.

      – А вы собираетесь здесь что-то писать? Мне дядя Джеймс сказал. Неужели автобиографию? Вот будет здорово!

      Гаунт легонько стиснул ее руку чуть выше локтя.

      – А почему? – поинтересовался он.

      – Потому что мне не терпится почитать ее. Я видела вас в роли Рочестера, а однажды у одного из наших постояльцев оказался американский журнал – «Искусство театра», кажется, – в котором была статья с вашими фотографиями в разных ролях. Больше всего вы мне понравились в роли Гамлета, потому что…

      Она запнулась.

      – Почему? – переспросил Гаунт.

      – Потому что… эта вещь знакома мне лучше других. Нет, на самом деле не поэтому. Просто я читала «Гамлета» и все пыталась представить, как вы произносите тот или иной монолог. Особенно тот, во время которого вас сфотографировали. Впрочем, когда я увидела вас в роли Рочестера, моя задача упростилась.

      – А что это за фотография, Дайкон? – спросил Гаунт через плечо.

      – Вы там в сцене с Розенкранцем… – охотно подсказала Барбара.

      – Да, помню.

      Гаунт остановился и, отстранившись от Барбары, положил руку ей на плечо; в такой позе он стоял рядом с обмиравшим от счастья второразрядным актером, который играл Розенкранца во время гастролей в Нью-Йорке. Переведя дыхание, Гаунт звучно продекламировал:

      – «О Боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны»[9].

      Восхищение, с которым Барбара внимала его словам, раздосадовало и обеспокоило Дайкона, а придыхание, с которым она еле слышно прошелестела «спасибо», и вовсе привело в ярость.

      «Она ведет себя как восторженная дурочка», – подумал он, хотя прекрасно знал, что Гаунт обожает слепое поклонение. Его способность впитывать лесть и похвалу воистину не знала границ.

      – Вы можете продолжить? – спросил Гаунт. – «А эти сны…»

      – «А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь часть сна»[10].

      – «И самый сон всего лишь тень!» Ты слышал, Дайкон?! – воскликнул Гаунт. – Она знает эту роль.

      Актер снова зашагал вперед, бок о бок с Барбарой.

      – У вас прекрасно поставлен голос, дитя мое, – похвалил он. – И – что поразительно – совершенно отсутствует какой-либо акцент. Не знаю только, постигаете ли вы всю глубину этих слов. Мелодика речи – это хорошо, но и значение следует понимать. Вот повторите, но уже обдумывая: «А эти сны и суть честолюбие…»

      Однако на этот

9

У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского.

10

У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского.