Габриэль. Илона Николаевна Звягина

is>И, несмотря на прошедшее время, мне так непривычно,

      Что мне тебя не обнять никогда.

      Знаю, жизнь неминуемо быстротечна,

      Но моя любовь к тебе будет вечной.

      Музыка для глаз,

      Музыка для души,

      Ты, драгоценный алмаз,

      Боль мою заглуши.

      Я тебя украду,

      Унесу с собой на восток,

      Чтобы только в моем саду

      Рос самый прекрасный цветок…

      – И как же тебе не стыдно являться ко мне так поздно, паршивец? Уже полчаса от полудня. Не пристало мне, старику, ждать тебя. Думаешь, дел других нет, только с тобой возиться?

      – Простите меня, учитель. Мама велела мне идти с утра на рынок продавать воду. Сама она из дому выходить не желает, говорит, что не любит дневной свет, – ответил худощавый мальчишка, стоящий у порога, переминаясь с одной ноги на другую.

      – Что мне твои заботы? Ай-ай-ай! Никакого уважения к моим годам! Откажусь-ка я от тебя в скором времени, – ворчал старик, положив ладонь на грудь. – Ну что за неблагодарный мальчишка!

      – Не злитесь, эфенди, – опустил голову мальчик, прижимая к животу тетрадь. – Сегодня мне повезло с продажей, я расплачусь с вами за занятие!

      – На что мне твои акче¹! Я мечтаю лишь об одном: чтобы ты знаниями, мы-ы-ыслями со мной расплачивался! – ответил учитель, протянув слово «мысль» так, словно хотел превратить его в жидкость и залить мальчику в горло. – Ничего толкового из тебя не выйдет! – И он постучал мальчишке пальцем по лбу. – Когда же мне надоест с тобой возиться?! Один Аллах ведает… – возмутился старик и впустил мальчика внутрь.

      Учитель усадил юнца за письменный стол и направился в кухню, чтобы заварить ароматный чайный напиток «Суданская роза». Насыщенный аромат каркаде разнесся по всему дому, и казалось, что даже стены приобрели ярко-бордовый оттенок.

      Старик открыл кухонные ставни, и теплый летний бриз с нежностью коснулся его багровых щек, напомнив ему ласковое прикосновение женских губ одной молодой турчанки. Этот ветер, как ее когда-то шелковистые волосы, лег на его осунувшиеся плечи и играючи напомнил, что все краски жизни теперь являются к нему только в далеких воспоминаниях.

      Так он неподвижно стоял, забыв о времени, пока звонкий голос Рустэма не вернул его молодую душу в дряблое тело.

      – Идрис-эфенди, глядите, как красиво я нарисовал букву алиф²!

      – Будь она неладна, – проворчал учитель.

      Старик принес в комнату напиток и брезгливо всунул его в руку мальчика, приказав продолжить занятие. Занимались они обычно около трех часов: Идрис рассказывал Рустэму о науке и научных деятелях, об истории и о ее великих творцах, обучал счету и иностранным языкам. Но самое большое внимание он уделял религии, считая, что человек без знаний об истинной вере подобен голому дереву, пережившему зиму, но так и не дождавшемуся весны. Все обыватели ближайших местностей глубоко почитали улема³ Идриса и с упоением слушали его пятничные хутбы⁴, доверяя свои души каждому его слову.

      После ухода мальчика учитель прилег на софу и уснул…

      ***

      О, моя роза, зачем ты идешь так быстро,

      Почему ты не смотришь мне вслед?

      Оглянись, я подобен камню,

      Жизни в котором нет.

      Посмотри, я склоняю голову,

      Шея моя, как месяц, согнулась,

      Даже птицы летят в мою сторону,

      Чтобы ты на меня оглянулась.

      Мученье мое, моя отрада,

      Мой путь и сбивший с него Иблис⁵,

      За годы страданий одна награда —

      Взгляд твой, стремящийся ввысь.

      – Идрис, не ходи ты за мной, брось преследовать меня. Отец увидит – вмиг отрубит твою бестолковую голову. Уходи, прошу тебя! – испуганно говорила молодая девушка в платке, покрывавшем ее волнистые локоны.

      – Амина, столько я смертей видел, но погибнуть из-за любви к тебе мне не страшно! – настойчиво твердил юноша крепкого телосложения с темной густой бородой.

      Но девушка тут же сделала три шага от него прочь:

      – Эта глупая любовь совсем затуманила твои глаза!

      С каждым ее словом Идрис делал очередной уверенный шаг к ней навстречу, и когда, наконец, она перестала отходить назад, схватил ее за подбородок и грубо поцеловал. Амина бросила на землю корзину с цветами, что держала в руке, и прижала ближе к себе навязчивого влюбленного.

      – Я женюсь на тебе и твоего отца слушать не стану. Молодость всегда бывает так отважна.

      Как в самой красивой сказке, они стояли на лугу, где сотни разноцветных птиц кружили над ними, напевая ласковые мелодии весеннего настроения, а длинная трава по велению ветра наклонялась в сторону и игриво щекотала лодыжки молодых влюбленных. Большое вечнозеленое