Сокол Спарты. Конн Иггульден

этого не выдержит.

      – Это так. Озорники бывают грубы, это я до сих пор помню. Слабость они осмеивают. И все же излишняя строгость с ними тебе ни к чему. Или ты будешь колотить их палкой, раздавая пинки и тумаки?

      Мне кажется, это все равно предпочтительней, чем копис.

      – Возможно, – ответил Ксенофонт, блаженствуя от этой умозрительной сцены.

      За разговором он быстро и сноровисто рубил дикую зелень, каждую горсть кидая в объемистую чашу, рассчитанную на семью.

      – Ты не принес с собой вина? – спросил Сократ. Ксенофонт смущенно потряс головой. Философ с улыбкой потянулся под стол и, достав оттуда старый кувшин, вынул из него затычку.

      – Ничего, здесь кое-что есть. Люди, наделенные даром слова, не могут вести беседу на сухую. Но я же не конь и не вол, чтобы пить воду. Человек пьет вино, чтобы согреть кровь, выйти за свои пределы и вернуться в себя с уже иным суждением. Экстаз, этот выход за пределы, – залог и секрет хорошей жизни. Всегда быть собой чересчур утомительно.

      Ксенофонт невольно улыбнулся тому, как пожилой философ поставил перед ними две грубые глиняные чаши и наполнил их.

      – В отличие от меня моя дорогая Ксантиппа особой ценности в вине не видит. Она, знаешь ли…

      При виде спускающейся по лестнице жены Сократ бдительно сменил тон:

      – Мой драгоценный цветок, к нам за вечерней трапезой согласился присоединиться Ксенофонт. Ты разве не слышала, как я звал?

      – Слышала, – бросила в ответ Ксантиппа.

      Она выглядела раздраженной, и Ксенофонт отвел взгляд в сторону, давая супругам возможность перемолвиться.

      – Ты знаешь, что дети опять лазали по соседской крыше?

      – Любимая, у нас гость. А мальчикам лазать свойственно. Это в их природе.

      – Гм. Чего бы не лазать, если их в этом поощряют. Милости просим в наш дом, советник, – сказала гостю Ксантиппа, как будто только сейчас его заметила.

      Гость, как подобает, поклонился ей, после чего они соприкоснулись щеками (руки у Ксенофонта были все в зеленых ошметках трав).

      – Сердечно благодарю, – сказал он. – Хотя совета, к сожалению, больше нет. Твой муж помогал мне с одной дилеммой.

      – Ох, уж да, – едко усмехнулась Кстантиппа. – Он большой мастак хлопотать за других.

      – Моя сладкая смоковница, я разлил последнюю мерку вина, – искательно сказал Сократ. – Не могла бы ты принести нам еще кувшинчик из лавки старого Делиоса?

      – Принесу, если у тебя найдется пара драхм, чтобы ему заплатить, – холодно ответила она.

      – Он мой друг, любовь моя. Скажи, что я заплачу на следующей неделе.

      – Он сказал, что ты сначала должен с ним рассчитаться за прошлый месяц. Только тогда он даст еще.

      – И тем не менее, – просительно настаивал Сократ. – Скажи ему, что ко мне на ужин пришел старинный друг. Он поймет.

      Ксенофонт потянулся к кошельку, но его рука оказалась схвачена пальцами, с молодости держащими молоток и долото.

      – Ты мой гость, –