Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко

его уже выросший и еще более окрепший жилистый кулак закачался у моего носа.

      – Видал? А так ничего, гуляй. Что ж… всякому стрядать приятно.

      Мудрая фраза в применении к сердечному чувству.

      12 ноября 1914 года меня пригласили в лазарет прочесть несколько моих рассказов раненым, смертельно скучавшим в мирной лазаретной обстановке.

      Только что я вошел в большую, уставленную кроватями палату, как сзади меня с кровати послышался голос:

      – Здравствуй, фрайер. Ты чего задаешься на макароны?

      Родной моему детскому уху тон прозвучал в словах этого бледного, заросшего бородой раненого. Я с недоумением поглядел на него и спросил:

      – Вы это мне?

      – Так-то, не узнавать старых друзей? Погоди, попадешься ты на нашей улице – узнаешь, что такое Ванька Аптекаренок.

      – Аптекарев?!

      Страшный Мальчик лежал передо мной, слабо и ласково улыбаясь мне.

      Детский страх перед ним на секунду вырос во мне и заставил и меня и его (потом, когда я ему признался в этом) рассмеяться.

      – Милый Аптекаренок? Офицер?

      – Да.

      – Ранен?

      – Да. – И в свою очередь: – Писатель?

      – Да.

      – Не ранен?

      – Нет.

      – То-то. А помнишь, как я при тебе Сашку Ганнибоцера вздул?

      – Еще бы. А за что ты тогда «до меня добирался»?

      – А за арбузы с баштана. Вы их воровали, и это было нехорошо.

      – Почему?

      – Потому что мне самому хотелось воровать.

      – Правильно. А страшная у тебя была рука, нечто вроде железного молотка. Воображаю, какая она теперь…

      – Да, брат, – усмехнулся он. – И вообразить не можешь.

      – А что?

      – Да вот, гляди… – И показал из-под одеяла короткий обрубок.

      – Где это тебя так?

      – Батарею брали. Их было человек пятьдесят. А нас, этого… Меньше.

      Я вспомнил, как он с опущенной головой и закинутой назад рукой слепо бросался на пятерых, и промолчал. Бедный Страшный Мальчик!

      Когда я уходил, он, пригнув мою голову к своей, поцеловал меня и шепнул на ухо:

      – За кем теперь стрядаешь?

      И такая жалость по ушедшем сладком детстве, по книжке «Родное слово» Ушинского, по «большой перемене» в саду под акациями, по украденным пучкам сирени, – такая жалость затопила наши души, что мы чуть не заплакали.

      День делового человека

      За все пять лет Ниночкиной жизни сегодня на нее обрушился, пожалуй, самый тяжелый удар: некто, именуемый Колькой, сочинил на нее преядовитый стихотворный памфлет.

      День начался обычно: когда Ниночка встала, то нянька, одев ее и напоив чаем, ворчливо сказала:

      – А теперь ступай на крыльцо – погляди, какова нынче погодка! Да посиди там подольше, с полчасика, – постереги, чтобы дождик не пошел. А потом приди да мне скажи. Интересно, как оно там…

      Нянька врала самым хладнокровным образом. Никакая погода ей не была интересна, а просто она хотела отвязаться на полчаса от Ниночки, чтобы на свободе напиться чаю с сдобными сухариками.

      Но