Москва – Таллинн. Беспошлинно. Елена Селестин

маленькая и смелая, и наконец решила отвести его наверх – его совсем ничего не держит в том мире, где нет Ларисы. Он ударился головой.

      – Больно? Я же сказала – пригнись, Стас. Сейчас увидишь то, что никто кроме меня не может показать.

      – Меня бы устроило что-нибудь теплое, любая часть твоего тела, – жалобно пробормотал он.

      – Ты опять сказал глупость.

      – Если говоришь что думаешь, чаще всего так и получается. Твое прикосновение для меня важнее других даров вселенной.

      Ступени были высокими и стертыми. Как и слова.

      – Эт-та ты? – раздался сверху шелестящий голос.

      – Идем к тебе, Карл, – произнесла Лариса торжественно. Из приоткрытой двери им навстречу вырвался поток музыки, плотный как вода. «Это и есть музыка Таллинна», – понял Стас.

      Хранитель был высоким человеком, будто высохшим; когда он произносил слова по-русски – а время от времени они с Ларисой переходили на эстонский или на немецкий, то кивал головой и наклонялся, складываясь вперед. Стас отметил, что одежда на старике необычная, не то чтобы старинная, а какая-то театральная, нарядная и ветхая одновременно. Хранитель не разрешил фотографировать, хотя показывал свои сокровища с удовольствием. Это были черепа жертвенных животных, средневековые ордена в бархатных коробках, серебряные фигуры-скульптуры с глазами из драгоценных камней.