Сублимация любви. Роман Мамин

их уже видел! Нет, не найти мне там вдохновения! Оно ко мне приходит только в работе, хотя, возможно, ты прав… идём. Идём!

      Они поднялись к храму. Пракситель, лишь мельком окинул взглядом величественный Парфенон, пошёл к противоположному краю холма, откуда открывался величественный вид на Афины. Там внизу среди олив темнели крыши домов, петляли залитые солнцем улочки. Оглянулся – Парфенон подобно белоснежной птице парил над прекрасным городом. Какая гармония! Какое совершенство!

      Пракситель, вновь тяжело вздохнув, сказал:

      – Нет. Не вижу я здесь вдохновения. Я хочу, чтобы мои работы были другими, а не как эти, – и он удручённо указал на фронтон храма, где боги застыли в героических позах. – Они сражаются с гигантами и своей божественной красотой и силой славят величие Афин, но в них нет реальной жизни! Это же не люди! Боги! Где ты видел таких мужчин? Обычные люди другие – хилые, тощие, непропорциональные. Где такие совершенные мужские тела, а женские… где?

      Платон искренне удивился, но сразу же нашёл, чем возразить ему, строго сказал:

      – Не забывай: мера и соблюдение традиций – вот залог…

      – Платон! Остановись! Оставь свои сентенции для академий! – раздражённо прервал его Пракситель. – Мера? Мера чего?! Как можно определить ту самую меру, о которой ты говоришь? А как определить красоту? Ты хоть сам это знаешь?!

      – Я…

      Но Пракситель поспешно остановил друга рукой.

      – Послушай меня. Думаю, пришло время менять традиции! Вот старые мастера… за меру их таланта считали, если им удавалось передать в камне суровую мужественность юноши – куроса[2], и их юноши статичны, но затем настало время скульптора Мирона, и мерой его мастерства стало движение! Ты видел скульптуру «Юноша с диском»?

      – Видел.

      – Разве это не чудо? Атлет склоняется, на малую толику мгновения замирает, его мышцы напряжены, ты их видишь, и ты чувствуешь эту мощь, ещё мгновение… и он выпрямится… и диск взметнётся ввысь. А «Юноша-копьеносец», созданный Поликлетом? Разве глядя на него, ты не восхищался плавностью движений юного совершенного тела? Это же грация молодого льва!

      – Да-да… грация молодого льва…

      – А я? Что делаю я? Что я делаю? Гермеса? Но самое главное, мужскую красоту, хоть мужественную, хоть чувственную, мы хоть как-то, каждый по-своему, но показать ещё можем, а как создать красоту женщины? Ты знаешь? Если придерживаться, как ты сказал, меры и соблюдений традиций, то Афродита должна стоять с ног до головы укутанная покрывалом. Таковы традиции! Но как же мне тогда показать, что она богиня любви и красоты?! Как?.. И разве есть такое совершенное женское тело, тело как у богини?!

      Платон внимательно слушал друга. Его большие, такие умные глаза в упор смотрели на Праксителя, смотрели изучающе. Брови двигались, словно он что-то обдумывал, словно Пракситель был сейчас подтверждением его собственной теории о человеческой душе.

      Заметив это, Пракситель, ещё больше раздражаясь, сказал:

      – Хватит меня изучать! Ты же не скульптор! Вот мне не надо тебя изучать, я и так вижу, что голова у тебя слишком

2

Курос – древнегреческая скульптура юноши.