С нами Бог. Виктор Васильевич Свинаренко

кинжал.

      – Ишь, как разворотило-то его! – кто-то чётко проговорил из мрака.

      – Аж кишки выпотрошило! – ответил другой.

      – И этот дохлый. Дохлый! Дох-лый! До-о-о-хлы-ы-ый! – слабым эхом дохнул на Алексея мрак, и тишина.

      – Я жив! – прокричал Алексей.

      – Погодь, кажись, стонет.

      – Кто?

      – Кажись тот… а может быть… а… хто их тут разберёт… с кишками развороченными. Померещилось верно.

      – Могильщики придут, захоронят. Айда других осматривать, можь кто живой.

      Тишина.

      – Я жив! – разорвал тишину Алексей.

      Безмолвие.

      Солдат Вострухин приоткрыл глаза. В трепещущих радужных бликах плавно колыхалось что-то плотное и величественное, но не тревожное, не стремящееся задавить Алексея своей безмерной массой, а доброе и белоснежное. И Алексей, безбоязненно отдавшись этому нежному окружению, почувствовал, как что-то тяжёлое скатывается с его тела и вносит в мир покоя и любви.

      Маме

      (Рассказ)

      «Дорогая моя мама, пишет Вам сын Ваш Елисей из района боевых действий. Сегодня мы первый день как после боя. Письмо моё пишу в радости, что жив и в надежде, ещё долго жить буду, а может, когда и приеду повидаться, в отпуск. Солдат иногда отпускают домой, это называется отпуск, но не всех, а особо отличившихся в боях. Мне ничем особым похвастать нечем, служу как все, хожу в бой, вот и всё.

      А неделю назад над нашими позициями показался австрийский аэроплан, я его тогда первый раз увидел… краси-и-ивый, аж жуть, но страшный… говорят, губит шибко, а я даже вовсе и не испугался. А чего его бояться, коли он как стрекоза… малюсенький совсем. Сказывают, что бомбы с него падают, и кто бы мог подумать?!.. Такой маленький, вроде букашки, а бомбы большие кидает. Как они в нём помещаются? диву даюсь. Обманывают, верно, стращают, думают, что я совсем ничего не понимаю. Не могут с него бомбы большие падать. Негде им в букашке помещаться. Ежели бы она как сарай была, тогда конечно, поместились бы, а так… нет… не верю. Мы, когда аэроплан жужжал, колонной шли. Командир сказал, что неприятель близко. Откуда только он всё знает? Ума не приложу! Командир у нас грамотный, хороший, всё знает и догадливый ужас как. А и правда, буквально через полчаса подошли к деревне, не могу писать к какой – военная тайна. В деревне с одной стороны костел, так церковь у них называется, с другой каланча… высоченная… я, когда наверх смотрел, шапка с головы скатилась. Это, правда, уже на следующий день, а сначала, как вошли в деревню, нас с каланчи и с макушки костёла встретил град пуль из пулеметов. Мы все пали… кто куда. Я спрятался за стенкой дома, а кто не успел спрятаться, те остались лежать, некоторые дрыгались, – ранены были, а подойти к ним не было никакой возможности, сильно стреляли сверху. Совсем плохо нам было, побили бы нас всех если бы не наш командир. Уж как он там по своему – по-командирски всё делает, то мне не ведомо, только