С нами Бог. Виктор Васильевич Свинаренко

наступающий на него вооружённый человек? Он был ему враг, и Иван осознавал только одно – врага нужно убить. Иван выполнял свой воинский долг. И артиллерия помогала ему, она косила врага, как косарь косою густое клеверное поле.

      В ночь после этого боя Иван не мог уснуть. В его глазах помимо его воли рисовалось мёртвое поле, густо усеянное человеческими трупами, австрийские полки, и он сам стреляющий в самую гущу людей. Взлетали вверх руки, ноги, головы и целые туловища. И Ивану было снова страшно.

      Утро нового дня взорвали артиллерийские снаряды, прилетевшие со стороны врага. Был новый бой, Иван снова стрелял во врага, – выполнял свой воинский долг, но уже без страха, – на автомате, – были напряжены только глаза и мускулы, остальное всё как бы в «параличе». «Паралич» был такой, что Иван не чувствовал даже боли от полученной раны. Он не только не ощущал и не осознавал её, но и не понял, когда получил ранение. И ещё Иван не понял, почему закружилась голова, почему в глазах появилось «северное сияние», почему вдруг всё стихло? Почему это странное состояние пришло к нему в его двадцать второй год рождения? Неожиданно Иван увидел себя с высоты – лежащим лицом в грязи. Ему было хорошо и легко.

      Мир покоя и любви

      (Рассказ)

      Он шёл в солдатской колонне по родной приграничной земле оккупированной захватчиками – австро-венграми. Густая пелена едкой пыли окутывала его. Пыль была везде, – справа и слева, впереди и сзади, под ногами и над головой. Пыль, выбитая сотнями, тысячами пар ног из прожаренной летним солнцем земли густой многокилометровой пеленой висела над дорогой, жгла горло и занудливо щекотала его нос. И ручьи едкого пота, смешиваясь с пылью, облепившей лицо густым слоем, катили со лба в его глаза, жгли их и не было никакой возможности смахнуть их руками. Его руки были заняты, он тряс головой, как трясётся пёс после дождя, но крупные капли пота ещё полнее заливали его глаза.

      Зной и усталость давили тело, но душе хотелось только одного, – утереть лоб, промокнуть глаза, высморкаться, отхаркаться и откашляться. Но он был в солдатском строю. Откашляться и плюнуть, – попасть своим липким тягучим сморчком в спину идущего впереди товарища. И солдат откашливался, но не плевал свою липкую слизь, а глотал её, отчего его горло жгло горечью и пекло огнём. Вдобавок ко всему этому по его лицу катил и катил горячий пот. Вбирая в себя пыль, он оставлял на щеках широкие серые полосы. Он скатывался с подбородка и с затылка, щекотно бежал по шее, спине и груди, по животу и ложбинке меж ягодиц, и этому докучливому потоку, завершающему своё движение на икрах ног замотанных в серые онучи, не было конца, так, по крайней мере, казалось ему – молодому солдату новобранцу Алексею Вострухину.

      Голова колоны втянулась в перелесок, ещё минута, максимум две и Алексей окунётся в этот райский уголок, готовый вобрать его в свою прохладную тень и дать его уставшему телу