История пилота гражданской авиации. От взлёта до посадки. Валерий Вениаминович Агрест

«сам», что для руководителя полетов было напоминанием, что на этом самолете летит один курсант, без инструктора, и нужно более внимательно следить за его полетом. Затем запросил руление и, наконец, занял взлетно-посадочную полосу. После разрешения выполнить взлет, перевел двигатель на взлетный режим и отпустил тормоза.

      После многих полетов с инструктором, выполнение взлета и других участков полета не вызывали никаких проблем. Но все время присутствовала мысль – я один в самолете. Это и радовало, и немного настораживало. Выполнив всю коробочку, я выпустил шасси, закрылки и вышел на посадочный курс. После запроса, получил разрешение на посадку и продолжил заход. Все делал, как учил меня инструктор, не допуская никаких отклонений в параметрах полета. Вот уже и близко посадочная полоса. На первых самостоятельных полетах, обычно, руководитель полетов по радио подсказывает курсанту на посадке, если видит даже малейшие отклонения, ведь его командный пункт находится в непосредственной близости от зоны приземления самолета. Я не услышал никаких подсказок, так как все получалось чисто. На посадке, убрав режим двигателя на малый газ, начинаю добирать ручку на себя, тем самым, задирая нос самолета, чтобы приземление произошло на основное шасси, а не на носовое. И все было хорошо, но перед самым приземлением мне показалось, что было бы еще лучше, если еще чуть-чуть увеличить посадочный угол самолета. И я немного взял ручку на себя. И как раз в этот момент произошло касание самолета о полосу. Самолет резко отошел от земли метра на два. Затем стал приближаться к земле и после второго касания отскочил еще выше. Руководитель полетов, видя такую ситуацию, крикнул мне задержать ручку и не двигать ею ни в какую сторону. Больше ничем он мне помочь не мог. И вот, когда самолет отскочил от земли в третий раз, у меня в ушах прозвучали слова командира звена о необязательном присутствии летчика далее в кабине. От него уже ничего не зависит. Я помню, что достаточно спокойно подумал, что сейчас ты, Валера, разобьешься. И вдруг, совсем по непонятным причинам, которые, в последствии, никто объяснить не мог, после четвертого или пятого прыжка, самолет мелко запрыгал по полосе и, после моего торможения, остановился. Руководитель полетов дал мне команду зарулить на стоянку и передать авиатехникам хорошо осмотреть самолет.

      На стоянке, после выключения двигателя, Валера Слепицын открыл фонарь моей кабины. Я видел, как Михайлов стоит в окружении других инструкторов и даже не смотрит в мою сторону. Оказывается, он собрал всех, кто был свободен перед моим полетом, чтобы они посмотрели, какого замечательного курсанта он выпускает в первый самостоятельный. А тут такое! К тому моменту, как я вылез из кабины, все инструктора отошли от него, оставив одного. Я подошел к нему, как положено, за замечаниями и увидел, что на нем лица нет. Он какое-то время молчал, а потом, видимо не найдя других слов, чтобы выразить свои чувства ко мне в тот момент, он сказал – «Замечания? Какие замечания? Да за такую посадку видеть тебя не хочу!». Я видел слезы на его глазах. Он отвернулся,