Час двух троек. Ферестан Д'Лекруа

дважды. Первый раз вступительные экзамены завалил. Второй раз отчислили со второго курса. Два раза подряд не смог сдать догматику и библеистику, – повар всхлипнул, но слез не проронил. Казалось, ему было смешны эти неудачи в его жизни.

      Черт. Какой язык? Вот какой?

      – На каком ты говоришь? Ты меня понимаешь? – лишь бы не показаться радикалом, мягче, Саш, мягче. И руку повара отпусти.

      – На родном, – это уже ответ на немецком.

      Черт с ним. Скорей подняться в офис.

      – Опять пошел пылью своей подышать. Говори на принятых здесь наречьях. В городах много радикалов, а за иврит от патруля Верных можно и живым не уйти. Да и я твой арамейский плохо понимаю.

      Повар согласительно кивнул старшему товарищу и принялся за чистку картофеля.

      Без лифта. Лифт на ремонте, значит идти через зал для VIP-персон. Это сложнее.

      Так, раз, два, три, дверь отвори. И быстрым шагом через залу, пока не остановила охранка. Здесь сегодня людно: приём того главного акционера что ли? Гиль, Галь… бывший японец, не разделивший судьбу остальных – жизнь в поясе и паре дальних колоний домашней системы.

      – Молодой человек, сойдите с моей ноги.

      Ой.

      – Простите.

      – Бог простит, а я на вас зла не держу, – мужчина, чье лицо не сходит с галографов уже неделю, вежливо хлопает меня по руке и идет на встречу к японцу.

      Меня тут же отодвигает от пострадавшего двое телохранителей, и закрывают его спину своими тушами. Где вы раньше были, друзья? Вот уж теперь мне не видать своего офиса, даже если конец света заставит плюнуть на судебные тяжбы великих мира сего.

      Зал пересек. Еще на этаж выше. Снять печати с двери, и так уже отходящие за три года.

      Шаг в темноту, где знаком каждый кубометр воздуха. Прежде чем рука нашарила на стене выключатель, свет сам зажегся…

      …часы. Космос. Часы. Космос – часы. Сколько не смотри на звезды – они лишь россыпь бисера, метаемого перед свиньями. Свиные рыла копошатся на Земле, они садятся в ракеты и улетают к звездам. К четырем крупным звездам: 12, 3, 6 и 9. И центр, без стрелок, если не смотреть на расползающиеся пути от ракет, несущих свиней. Центр сияет самым тусклым светом, но он кажется огненесущим по сравнению с бисером крошек звезд, остальных песчинок вселенной. Тут должен быть мой стол, стены, включатель. А я вижу звезды. И слышу колокольный звон. И над звездами четырьмя есть ангелы, раскрывшие крылья свои. И знаю я: все они потеряли доверие Его. Вижу четырех зверей: вол, исполненный очей, лев… и одно из них смотрит на меня моими глазами. Моими. Поддернутыми хмарью. Вот туманится космос, обращаясь в серо-молочный тоннель, и вижу сквозь пелену сотни дверей идущих во все стороны. Но только четыре открыты мне: и связка ключей от них повисла на пальцах моих. И слышен мне колокольный звон, столь мощный, что я ищу взглядом эти колокола и не нахожу их. Голова раскалывается. Голова расколота: и выходит из меня зверь небесный, а из него снова я. И знаю: идти надо: те, кто зверем входит в человека, а человеком из зверя, уже