Тысяча морщинок. Настасья Реньжина

туда-сюда. Кто и придумал этакого зверя? То ли дело лошадь. Не шумит, не гонит. Вот ходили бы по трассе не машины, а лошади, можно было бы сто раз успеть дорогу перебежать.

      Собрала баба Маша все накопленные за 88 лет силы в кулачок (только в кулачке и поместились), прибавила ходу уж на сколько смогла и перемахнула через трассу.

      Перемахивала долго: минуты две, не меньше. Хорошо, без происшествий.

      Страшно тут.

      Потом еще четыре километра по асфальту, но баба Маша в лес свернула – там вдоль основной дороги еще одна тянется. И прогуляться по лесу приятно, да и не заметит так никто старушку, не вернет в Татьянину квартиру.

      Потом из леса к мосту выбресть как-то надо, а за мостом – гравийка начинается. Вот по гравийке прямехонько до Пучнина и доберется.

      Но тут сзади все зашумело, загрохотало и донесся до бабы Маши дух навозный. Оглянулась: трактор по дороге катит. Останавливается возле бабы Маши, а из кабины мордатое лицо тракториста Егорки высовывается:

      – Баб Маша, здравствуй! Ты никак домой собралась?

      Баб Машу все знают. Как ее не знать! Колхозные гаражи аккурат возле ее дома в Пучнине стоят, а трактористам да комбайнерам то водицы, то хлебушка захочется. Так к бабе Маше и идут.

      – Собралась, – отвечает баба Маша. – Отчего ж не собраться?

      – Подвезти тебя, может? – Предлагает Егорка.

      Баба Маша задумчиво окидывает трактор взглядом: большой, высокий. Давненько она на тракторах не ездила. Егорка замечает бабушкину задумчивость:

      – Ну, давай тебе помогу, что ли.

      Хватает баб Машину палку – в лесу подобрала для опоры – закидывает ее в кабину. Баба Маша уже ногу на ступеньку ставит, а дальше подняться не может. Еще бы: уже пять километров прошла, устала.

      Егорка легко подхватывает бабушку, что перышко, и вслед за палкой закидывает за свое кресло в кабине. Баба Маша поправляет юбку: может быть, и устыдиться тут стоило бы – юбка-то задралась под полными руками тракториста. Да кто уж после восьмидесяти стыдится? Уж и стыдиться больше нечего.

      Егорка прыгает в кабину, хлопает громко дверью, заводит трактор и трогается. А сам поглядывает через плечо на бабу Машу:

      – А что это тебя Татьяна Ильинична не проводила, не отвезла? Как это она тебя двадцать километров пешком отправила?

      Баба Маша юбку все теребит, на Егорку смотрит и улыбается. А пускай думает, что не слышит она ничего. Еще выдумывай тут, оправдывайся перед ним. Неча! Везет себе, и пускай везет. И без отчетов обойдется.

      – Ты меня, Егорушко, тут останови, – говорит баба Маша трактористу спустя километров десять.

      – Возле кладбища? – Удивляется Егор.

      А сам поеживается, смотрит на старушку внимательнее: не умерла ли и вот теперь на кладбище стремится. В деревне мистических историй пруд пруди: и привидения в барском доме, и белые пятна над кладбищем, к кому умершие родственнички приходят – могут ночью, а могут и днем.

      А тут старушка,