Сальватор. Книга I. Александр Дюма

Разумеется, – сказал Карманьоль. – Я ждал, когда вы выйдете от господина Жакаля, чтобы переговорить с вами о порученном нам задании.

      – С превеликим удовольствием. Давайте говорить на ходу. Так не будет казаться, что время идет очень медленно. Мне, во всяком случае.

      Карманьоль согласился.

      – Вы знаете, что нам надо будет там сделать?

      – Я должен не спускать глаз с одного человека, который будет стоять у третьей слева от входа колонны и разговаривать с неким монахом, – сказал Жибасье, все еще не пришедший в себя от столь точных инструкций.

      – А я иду туда для того, чтобы арестовать этого человека.

      – Как это – арестовать?

      – Очень просто. В нужное время. Вот это я и должен был вам передать.

      – Вам поручено арестовать мсье Сарранти?

      – Ни в коем случае! Я арестую мсье Дюбрея. Он сам себя так называет, ему не на что будет пожаловаться.

      – Значит, вы арестуете его как заговорщика?

      – Нет, как бунтовщика.

      – Значит, возможен серьезный бунт?

      – Насчет серьезного вряд ли. Но волнения будут.

      – А не слишком ли неосторожным будет, дорогой коллега, – сказал Жибасье, остановившись, чтобы придать вес своим словам, – не будет ли неосторожным затеять смуту в такой день, когда весь Париж будет на ногах?

      – Вы правы. Но ведь пословица говорит: «Кто не рискует, тот не выигрывает».

      – Это несомненно, но на сей раз мы ставим на карту всё.

      – Но играть-то мы будем краплеными картами!

      Это немного успокоило Жибасье.

      Но все же на лице его осталось обеспокоенное, вернее, задумчивое выражение.

      Было ли это следствием тех страданий, которые перенес Жибасье на дне Говорящего колодца и которые накануне снова нахлынули на него? Или это усталость от стремительной гонки и быстрого возвращения наложила на его чело обманчивую печать сплина? Как бы то ни было, но граф Башрес де Тулон казался в этот момент очень озабоченным или сильно обеспокоенным.

      Карманьоль заметил это и не смог удержаться, чтобы не поинтересоваться причиной, когда они свернули с набережной на площадь Сен-Жермен-л'Оксерруа.

      – Вы чем-то озабочены? – спросил он.

      Жибасье вышел из задумчивости и тряхнул головой.

      – Что? – переспросил он.

      Карманьоль повторил свой вопрос.

      – Да, вы правы, друг мой, – ответил Жибасье, – меня удивляет одна мысль.

      – Черт возьми! Не много ли чести для одной мысли! – воскликнул Карманьоль.

      – Но она не дает мне покоя.

      – Скажите же, в чем дело! И если я смогу избавить вас от сомнений, я буду считать себя счастливейшим из смертных.

      – Дело вот в чем: мсье Жакаль сказал мне, что я смогу найти нашего человека ровно в полдень в церкви Вознесения рядом с третьей колонной слева от входа.

      – Да, около третьей колонны.

      – Он будет разговаривать с каким-то монахом?

      – Со своим сыном, аббатом Домиником.

      Жибасье посмотрел на Карманьоля с тем же выражением на лице, что и в разговоре с господином Жакалем.

      –