Босиком в Рай. Максим Александрович Пыдык

в купе, трудный гражданин степенно осмотрелся. Взглядом своим повёл неторопливо, будто бы выбирал с кем ему тут дружить, а с кем нет. Затем так же чинно и не торопливо снял с себя длинное, как и у всех революционеров, пальто в пол. Оценивши ситуацию и более не смотря по сторонам, очень бережно и заботливо свернул пальто, положил его на руку, в которой сжимал саквояж. Свободной же ладонью как следует отряхнулся, расправил складки на своей тёплой узенькой не то водолазке, не то кофте с высоким горлом. Наконец-то позволил себе выпрямиться в полный рост. И в довершение картины провёл пальцами по волосам. Вот теперь он был достаточно идеален и полностью готов отрекомендоваться.

      – Вермунд Иннокентьевич Скокк. Очень приятно, господа!

      Как бы сразу показывая своё социальное, моральное и культурное превосходство над спутниками, пришелец отчеканил, очевидно, годами отточенное представление с ритмом поэта-чтеца. Господа поставили водку и внимательно посмотрели. Вермунд пожал каждому руку и с тем же непоколебимым спокойствием на лице стал располагаться на верхней койке.

      Голос его прозвучал натянуто-высоко, строго, неуместным деловым тоном. Казалось, что он вот-вот взберётся на постамент, который, конечно же, он прихватил с собой, достанет из саквояжа Библию и начнёт скандировать. Речь его была компромиссом между правильным построением предложений и тщательно сдерживаемым неврозом. Он весь такой, словно сейчас сорвётся и перейдёт на крик. Или слетит с катушек нахер. Это была натянутая, плохо адаптированная программа личности, которая так и сквозила огрехами функции. Короче, показуха, ради одобрения.

      – Скокк, что за фамилия такая! – удивился Киря.

      – Вермунд, что за имя такое! – удивился Лёшик.

      Тот же не обратил ровным счётом никакого внимания на столь бытовую, столь мелочную сущность человеческого естества, как неготовность принять нестандартное имя и невозмутимо приступил чистить свой котелок. Видно, в поезде для его августейшей особы было слишком напылено миром обыденным.

      – У тебя, наверное, и крестик есть… – не без иронии осведомился Лёшик.

      – Да! – вызывающе ответил Вермунд, и голос его устремился в высь, он с готовностью достал из-под кофты нательный крест, продемонстрировал – Религия – это моё личное свободное право выбора и попрошу Вас относиться к нему с уважением!

      – Окей-окей, – Лёшик с деланным понимаем развел руками, мол, ты босс и оставил моралиста в покое.

      Киря приложил жирный палец к губам и, зажмурившись, кивнул, типа прибережём этот экземпляр напоследок.

      – Так, что ты там говорил про свою гарцующую лошадку? – отмотал назад Лёшик.

      – Да-а! – Киря расплылся самодовольной улыбкой – Ваще, как ювелир мог проехать по пешеходке в самый разгар дня, мне мусара даже завидовали. Пешеходы-то, кегли эти, так и голосили, когда моя машинка им пятки подрезала. Вот я тогда угорал с них!

      – Что,