Озеро, полное блеска. Андрей Витальевич Мисюрин

недавних пор столичный житель,

      по пробкам мается, в длину

      шоссе забив как накопитель,

      в субботу ломится с утра

      по Щёлковке и Ярославке,

      чтобы доехать до двора,

      где было семеро по лавкам,

      а нынче, сайдингом обит

      и полон грустных приведений,

      дом прадеда ещё стоит

      среди заморских насаждений.

      -– Весенний воздух в городах тяжёл –

      Весенний воздух в городах тяжёл

      и жителям он нагружает плечи,

      лишь только за порог ты перешёл,

      густая изморось летит тебе навстречу,

      и ты идёшь сквозь мелких капель рой,

      один из многих, молодых и старых,

      неотделим от общности сырой,

      нестойко расфасованной по парам.

      -– Лейтенантик Коля –

      В бою случаются ранения ноги,

      а у него прострелянными оказались обе,

      там, в сорок первом под Москвой, не думали враги,

      что встретит их и остановит лейтенантик Коля.

      Он бил их как учили и как верил сам,

      что нужно бить их, наглых, выращенных в холе,

      бить по мозгам, по суслам, по усам

      в окопе, в ДОТе, в танке, в чистом русском поле.

      Бить так, чтобы до самых потрохов дошло

      всех тех, кто выживет, до их детей и внуков,

      что зло всегда найдёт возмездие за зло,

      и чтоб не позабыли сей науки.

      Бить так, чтоб вспять они бежали без подков

      в свои германии и смирно в них сидели.

      Вот так и бил их Коля Третьяков,

      а у мальчишки волосы седели.

      -– Поселок Хобда –

      Всего-то от города сто километров,

      и мог бы я даже пробиться пешком

      сквозь колкий песок раскалённого ветра,

      в низину спускаясь, взбираясь на холм,

      едва различая лисицу и волка, -

      добраться туда,

      где речушка Хобда

      в то лето зелёным своим языком

      ступни омывала степного посёлка.

      Посёлки, аулы, немецкие дорфы,

      чечены, казахи, хохлы, русаки,

      немного свободны, слегка поднадзорны

      в землянках сжигали зимой кизяки,

      а летом в степи их в мешки собирали,

      слагая у окон своих в пирамиды

      коровьи лепёхи, тепла караваи,

      смешной инструмент сохранения вида.

      Герои войны, стукачи, доходяги,

      гимнастки, шоферы, врачи, чабаны

      по выжженой глине, на собственной тяге,

      по собственной воле трезвы и пьяны,

      брели к коммунизму, детей и арбузы

      растили в полыни почти без полива,

      не в тягость стране, никому не в обузу,

      фронтир, чингачгуки и леди Годивы.

      Дудаев Муса по набору нацменов

      из ссылки суровой пробился в актёры

      и в "Белое солнце пустыни", нетленно,

      верхом он уехал как в некие горы.

      Уехали многие, в радость и горе,

      в германии, штаты, осколки России,

      сменили пустыню, коль сказано в Торе,

      что