Смесь. Вячеслав Ерлыченков

самую подходящую для такого случая. Черная пластиковая кошка легла напротив чахлого мышонка.

      – Твой ход.

      Бульдозер взревел ещё громче. Копоть проникала внутрь комнаты, как отрава медленно растворялась в уютной, пахнущей геранью атмосфере. Екатерина Егоровна не отрывала взгляда от окна. Кажется, шар-баба начинал потихоньку раскачиваться, как маятник, как метроном, как оружие гипнотизера. И вряд ли от ветра.

      – Не могу, Алешка, прости. Волнуюсь очень.

      – Из-за них?

      Она кивнула.

      Мальчуган поджал губы – рот узкой полоской растянулся в добродушной улыбке.

      – Не волнуйся, они нам ничего не сделают. Давай играть. Ну, пожалуйста.

      Баба Катя хотела бы согласиться, но протянутая к коробке рука лихо затряслась.

      – Не могу, извини. Давай лучше в окно поглядим.

      Алешка разочарованно вздохнул, но не стал настаивать. Изо дня в день, в любое время суток, старушка всегда поткала прихотям ребенка. Теперь настал его черед. Мальчуган пододвинул к окну стул с засаленной, местами почерневшей обивкой и забрался на него ногами. Пожилая женщина встала рядом. Так они были почти одного роста.

      Бульдозер сметал оставшийся по периметру забор, а кран с шар бабой подкатил достаточно близко для первого сокрушительного удара. В оконном стекле Екатерина Егоровна увидела свое размытое отражение. Свое и Алешино. Старый и малый. Плечом к плечу.

      Суета на улице возрастала. Широкими шагами по двору шел долговязый мужчина в синем строгом костюме, но без галстука. Рядом с ним широким каблуком топтала рыхлую землю брюнетка средних лет. Они остановились там, где два часа назад стояли чугунные скамейки. Баба Катя любила сидеть на них, особенно осенью, когда птицы слетались на спелую рябину.

      – Хотел бы я такую игрушечную. – Алешка с открытым ртом пускал слюни на могучий кран.

      Баба Катя понимающе кивнула, но мысли её топтались вокруг женщины. Это она. Старушка её узнала. Наглая девка приходила сюда как-то раз, заявилась без спросу. Самовольно разгуливала по всему дому, заглядывала куда вздумается, даже в комнату Екатерины Егоровны посмела наведаться. Пожилая женщина тогда впервые вышла из себя. Накричала на самозванку, даже алюминиевой кружкой, зачем-то в неё бросила. И дверью хлопнула так, что стены затряслись. Может быть, это было лишним. Девушка сильно напугалась тогда, убежала и сейчас – баба Катя явственно это наблюдала – ей совершенно не хочется приближаться к дому. Взгляд брюнетки скользил по фасаду, перепрыгивал с одного окна на другое, пока в очередном прыжке не наскочил на Екатерину Егоровну. Девушка еле заметно вздрогнула, остановилась и что-то крикнула мужчине. Он тоже остановился.

      ***

      – Вон, второй этаж. Третье окно справа.

      – И что там? – Мужчина мельком посмотрел по указанным координатам, а затем переключился на испачканные в грязи туфли.

      – Сам не видишь?

      – Нет, не вижу.

      – Потому, что не смотришь.

      Мужчина вытянул руку с крючковатым указательным пальцем.

      – Второй