Меловой крест. Вионор Ахмедович Меретуков

уже не мог его в себе удерживать.

      Я содрогнулся, как смертельно раненый зверь, – Дина почувствовала надвигающуюся бурю, – и мы оба закричали, как приговоренные к смерти на плахе при виде палача с топором…

      И соединились две реки в одну, полноводную и горячую, как лава или расплавленный мед. И исчезло все. Умерли звуки, умерло время, умерло прошлое и, не родившись, умерло будущее.

      …В который раз все стало предельно ясным и понятным.

      В который раз я сказал себе: эврика!

      В который раз познана истина!

      В который раз были разрешены все вопросы. Или, вернее, они, эти вопросы, стали бессмысленны. Все эти – зачем родился, зачем жил и зачем умер.

      Голова была пуста, как у новорожденного. Удивительно светлое, чистое, прямо-таки стерильное, чувство!

      Хорошо умереть, когда ты опустошен близостью с женщиной.

      Познав высшее из наслаждений, можно спокойно и равнодушно наблюдать, как мир обваливается и летит в пропасть. Как, зловонно чадя, сгорает жизнь.

      Все, что должно было произойти со мной дальше, не представляло для меня в этот момент ни малейшего интереса.

      И можно было без сожалений и ропота отойти в лучший из миров. Это и будет высшая познанная справедливость…

      Или счастье, если его понимать, как полное отсутствие желаний…

      Мое внутреннее состояние в эти мгновения можно было определить как благодушие, смешанное с полнейшим безразличием ко всему, что происходило во мне и вне меня…

      И только бесконечная скорбь при воспоминании о давнем грехе лежала на самом дне утомленного любовью сердца…

      Я перечел написанное, и снова меня разобрал злой смех.

      Глупец, я пытался описать чувства… Хотел на бумаге воссоздать трогательную и откровенную сцену любви, а родилась беспомощная карикатура на обожаемую обывателем «клубничку»… Это надо же, сравнить ласковое, нежное лоно с проломом в кирпичной стене!.. Какое-то взятие крепости, будто вырванное из «Сказок тысячи и одной ночи»…

      Прав был известный мудрец, сказавший, что смешное и трагическое – независимо от нашего желания – всегда идут рядом. И как комично, даже для благожелательно настроенного читателя, должны выглядеть потуги кажущегося циника, вообразившего себя на миг героем-любовником и подражающего сразу нескольким когда-то прочитанным писателям!

      И опять этот – незаметно для пишущего – вкравшийся в текст фальшивый пафос…

      Хотел дать себе зарок не писать подобных сцен – непосильных для меня, но потребность высказаться, видимо, всегда сильнее здравого, но слабого намерения помолчать.

      Оправданием мне может служить лишь уверенность в том, что искренность очень часто выглядит лживо. Пример? Извольте. Кому поверит юная девушка? Прожженному ловеласу с кавалерийскими усами или робкому, запинающемуся на каждом слове, неопытному влюбленному? То-то… Так и в литературе…

      …И