Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли. Светлана Владимировна Моторина

Она-то, в силу своего искреннего романтического неравнодушия, и окажет то важное и, не побоюсь этого слова, судьбоносное влияние. Лариса Дмитриевна была учителем русского языка и литературы пенсионного возраста. Миниатюрная, с ярко выкрашенными в рыжий цвет волосами, идеалистичная, принципиальная, требовательная, но справедливая женщина в прагматичной, никогда не запоминающейся, одежде. Вне сомнений, она любила свои предметы, и оттого ей было вдвойне больно преподавать нашему классу. Хотелось сквозь землю провалиться, когда наши дегенераты прямо конфронтировали и матерились в лицо, в ответ на ее острые замечания. Эта хрупкая старушка стойко переносила тяготы.

      Именно она была классным руководителем "А"-класса. Наш "В" передали ей в начале седьмого учебного года (до этого нас пыталась учить Нина Николаевна, еще более пожилая учительница), и уже на второй месяц учебы она предложила мне перевестись в ее класс. Я, не раздумывая отказался. Кроме наших понятийных моментов, опасности получить клеймо предателя и последующей травли, были и вполне обычные, не менее весомые контраргументы: я там никого не знал и, судя по постоянным отзывам учителей и школьным соревнованиям, ребята там на голову умнее. Сложно со всех сторон, как ни крути. Зачем мне это надо? Не-не, спасибо, я тут постою.

      Она очень огорчилась моему резкому и однозначному ответу тогда, я это почувствовал по ее реакции. И это было признаком того, что она действительно неравнодушна ко мне. А это, знаете ли, сразу плюс десять баллов к доверию в моем случае.

      В течение всего учебного года она иногда говорила мне о рациональности перехода, и что это на пользу, и что так будет лучше. Не публично, а наедине. Я оставался непреклонным. Но зерно сомнения она посеяла. Каждый раз, когда срывался очередной урок в очередной раз, особенно по предметам учителей, которые мне нравились, я чувствовал явное недовольство, и в голову, разумеется, приходила мысль, что возможно в "А" такого нет. "У нас все ребята тянутся. Более сложные материалы проходят. Больше успевают. И дружны меж собой", – вспоминал я слова Ларисы Дмитриевны, но все еще не решался.

      Еще одним значимым аргументом против перехода была Тамара Евгеньевна – самая известная, авторитетная, авторитарная и грозная учительница школы, которую боялся и уважал даже директор. Она преподавала в «А» математику. Ее знали все, даже те, кто у нее не учился. Но ужас учеников от ее уроков тихо и пугающе расползался по школе, словно репутация уроков Северуса Снегга.

      Начался восьмой класс. Видимо, пользуясь рекреационным окном в атмосфере класса, образованным летними каникулами, Лариса Дмитриевна решила взять меня напором и в первую же неделю стала предлагать мне перевестись, подкрепляя аргументами других учителей. Она обещала, что переход будет экологичным, и мне не стоит переживать о том, как меня примут. Я колебался.

      – Саша, просто походи пару недель и посмотри, как у нас проходят уроки, как ребята учатся. Если не понравится, то вернешься. Спрашивать тебя учителя не будут, я уже со всеми договорилась.

      Я