В каменном чреве Нью-Йорка. Анна-Нина Коваленко

. Пример: жить в эмиграции…

      Однако, это не только перемещение из одной географической точки в другую, но и смена культур, видения, вкусов, оценок, обычаев, собственного положения, собственной личности, да мало ли. Чтобы выжить в таких условиях, приходится многому учиться и ко многому быть готовым/ готовой – от рода занятий до рода контактов.

      Об этом мои истории

      Цвет вашей кожи

      Мы с дочкой-подростком уезжали из России в США, и путь наш лежал через Австрию. В Вене нам нужно было прийти в американское консульство для получения въездных виз. Вот мы пришли. Сотрудник консульства выдал нам две формы, и я принялась их заполнять сверху донизу нашими биографическими и персональными данными: «имя-фамилия-отчество»; даты (месяц/день/год) и места (страна, город и пр.) наших рождений; девичьи фамилии наших мам; занятие и пр., и пр.

      На последней строке каждой из форм требовалось указать некое «complexion». Я обратилась к сотруднику:

      – Прошу прощения… А что это, «complexion»?

      – Это означает «цвет вашей кожи», – ответил тот.

      Я решила: о, мне, очевидно, предстоит доказать, что я художник (а я художник) и, следовательно, хорошо разбираюсь в цветовой гамме…

      Я начала с дочки – посмотрела внимательно на её бледненькое, невыспавшееся личико и написала:

      «Зеленовато-желтовато-кремово-охра»

      Затем, чуть подумав, представив собственное каждодневное отражение в зеркале, – о себе:

      «Розовато-бежевая»

      Сотрудник взял в руки наши формы, пробежал глазами… Дойдя до последней строки, воскликнул:

      – Что вы тут понаписали!!!

      Потом энергично вычеркнул написанное мною и вписал, там и там, повторяя вслух:

      – «Белая». «Белая».

      – Как это «белая»? Почему «белая»? – вскинулась я. – «Белая» – это вот стена, что за Вашей спиной, «белая» – это чистая анкета перед Вами на столе, а человеческая кожа…

      На всякий случай я взглянула ещё раз на дочку: нет, бледненькая, но не до такой степени, по-прежнему желтовато-охристая. Да и я, она подтвердила шёпотом, «в порядке», то есть, розовато-бежевая.

      Но работник, бессердечно заклеймив нас: «белая», «белая», отложил в сторону анкеты и выпроводил нас из кабинета.

      Как оказалось, в США общепринято заполнять всякие бумажные формы, и на определённой строке указывать цвет своей кожи. Я обычно игнорирую эту строку: рука не поднимается писать «белая». Вообще-то, мне и не встречались люди – имея в виду живых, конечно, – с кожей именно белой.

      (А вам?)

      Путь домой (Что есть живое?)

      …Наконец-то пришёл – скрипучий, грязный, поздний поезд-трэйн. Пришёл и взял на борт. Поезд… Впрочем, всё равно какой.

      Приходилось ли вам видеть городской полёт пластикового мешка? Мне – о да, приходилось. Мне приходилось быть свидетелем того, как разорванное, продырявленное чумазое существо неорганического происхождения, появившись откуда-то из-за угла, из-за поворота, а то ещё вдруг взмыв с заплёванного асфальта, летело рывками по улице; парило над трассой со снующими автомобилями; мчалось вдоль стен домов, заглядывая в минуемые окна; внезапно приземлялось у ног прохожего, ставя его – столь же внезапно – перед выбором: №1 – обойти машинально, по выработанному рефлексу самосохранения; №2 – споткнуться, автоматически безумно-бездумно выругавшись: «Shit», «F…k», и потом злобно и так же автоматически обернуться на прощание; или ещё, №3 – подцепить приземлившийся объект и волочить за собой на одной ноге, уныло между тем обгладывая с кочана остывшую кукурузу…

      Итак, дорога домой. Трэйн… Впрочем, всё равно какой. И даже всё равно куда. Тот, который, наконец, пришёл. В нем люди-пассажиры – мертвецы. Что с того, что шевелятся, выходят каждый на своей остановке, наступая при этом мне на ноги и желая – не мне, а друг другу – доброй ночи (доброго дня). Кто-то кому-то обещал позвонить и вряд ли позвонит. В углу китаянка либо кореянка, либо ещё какая раскрепощённая женщина Востока зевает не прикрывая рта, видны металлические коронки. Но ведь глаза её закрыты, и таким образом, никто её не видит… А вот мужчина с подрисованными бровями – сухой как жук. Вдруг вижу: по полу движется пушинка. Как движется! Красиво, весело, беззаботно. Она кажется единственно живой, одушевлённой среди них… «Соmе on, соmе оn, Ветсу, be сагеfull tonight!» – «Пошла, пошла Бэтси, будь осторожна этой ночью!»

      Но поздно. Исчезла в пасти металлических коронок. Аминь.

      Выйдя из поезда и шествуя по загаженному туннелю к выходу, продолжаю думать-вспоминать: «Значит, любой кусок материи бывает послушен (как и бывает непослушен) духам движения…»

      И: «…А если так движется, не значит ли, что живёт?»

      Сны в трэйне* «Эй**» (*поезд, train ** «A»)

      Снег и подснежник. В детстве я часто болела, чаще всего ангиной. Думаю, ангина была причиной тому, что укутали меня однажды с головой в огромную клетчатую шаль, посадили в сани задом наперёд, т. е. лицом назад, к убегающей зимней дороге, хлестнули по лошадёнке