Никто не придет. Зович

затаскивает меня в квартиру, запирает дверь. «Что значит не хочу? – продолжается допрос ужасным спокойным голосом. – Ты же понимаешь, что это все для твоего развития, мы с папой платим приличные деньги за уроки, потому что твой преподаватель – прекрасный педагог». Ариадна Львовна – родственница одной из тетей Лен, для мамы это главный критерий надежности рекомендации. «Она бьет меня линейкой по рукам!» – повторяю я еще раз, понимаю, что не выдержу этого разговора, его безнадежность обрушивает все мои душевные силы, и я начинаю молча заливаться слезами. Из спальни раздается плач маленькой Аллы, мама убегает к ней, агукает там, потом напевает колыбельную. Я продолжаю стоять в коридоре в уличных ботинках, сжимая нотную папку и утирая слезы рукавом. Алла успокаивается и затихает, вскоре мама выходит из комнаты, берет телефон и уносит его на кухню, прикрывает за собой дверь. Я наконец решаюсь разуться и пройти в свою комнату. Слышу отголоски маминого разговора по телефону. У меня вдруг появляется робкая надежда, что мамин щит сейчас закроет и меня, прекратятся эти музыкальные мучения, и я больше никогда не увижу Ариадну Львовну. Повеселев, я достаю из-под стола портфель и начинаю выкладывать тетради. Сажусь за стол, раскладываю учебник, сверяюсь по дневнику с заданиями. На второй задаче по математике в комнату входит мама: «Я говорила с Ариадной Львовной, она сказала, что ты очень ленивая и неспособная девочка. Она не видит для тебя никаких перспектив в музыке и отказывается от уроков. А еще она никогда тебя пальцем не тронула. А ты – маленькая лживая тварь. Запрещаю тебе прогулки на неделю, будешь думать о своем поведении». Я буквально немею от такой несправедливости, и даже побочный успех в виде отмены уроков не может пересилить всю горечь от обвинения во лжи. И от того, что мама предпочла поверить не мне, а мерзкой Ариадне Львовне. «Что, нечего сказать? Хорошую дочь я вырастила, аж перед людьми стыдно», – мама, не дожидаясь больше моего ответа уходит, с шумом захлопывая за собой дверь. Снова просыпается и начинает плакать Алла. Я сижу, заливаясь слезами и захлебываясь от обиды, злости и навязанной мне вины. И еще немного жалко маму, такую уставшую, правильную, она же просто хотела как лучше.