Театр «Глобус». Андрей Феликсович Гальцев

возразила она.

      – А я проверю. Скажи, как ты узнала, что я остался в театре?

      – Следила за тобой.

      – Зачем?

      – Ты меня интересуешь.

      – Почему?

      – Ты единственный, кто не приставал ко мне.

      – Единственный? А Дол, например?

      – Приставал.

      – Неужели?! А Дупа?

      – Ну… нет, у него другие интересы, он специалист по умам. Хотя… – она задумалась, разгадывая какие-нибудь слова, взгляды, прикосновения, под которыми могли бы прятаться флирт и секс.

      Крат перебрал всех, даже упомянул Вадика, у которого, по выражению Дупы, "изюминка слабоумия зарыта в голове", но и тот, оказывается, приставал к Лидочке. Крату прежде казалось, что она чиста, как новый снег. Если говорить вообще, то Крат с женщинами наивен. Ему всегда казалось, что чистота служит высоким подножием девушке. Если она чиста, мужчина к ней без настоящей любви не имеет права подойти, и не осмелится. Только любовь поднимает мужчину на высоту чистоты. При этом он видел, что циник-хам или самец-охотник ничуть не боится чистоты, потому что видит не свет, а добычу. Правда, девушки достаются таким охотникам куда чаще, чем страдающим влюблённым.

      – Ну а ты? Как ты на это отвечала? – спросил он с неприязнью к вопросу.

      – Я выбирала, – ответила технологически. – И некоторым доставалась. Ты думаешь, в жизни всё должно быть серьёзно, да? – она, извернувшись, заглянула ему в глаза. – Ты очень мечтательный.

      Он хотел ей сказать, что мечтательность делает мир содержательным. И если та же Лидочка не достойна мечты, то и обладать ею неинтересно, ведь шлюх-то кругом завались, однако промолчал.

      Лидочка не была в него влюблена и вряд ли была способна в кого-то влюбиться вследствие прохладной пустотности своей души, но Крат её заинтриговал своим безразличием. Победы над волокитами ничего для неё не значили, поскольку то была необходимая дань с их стороны – дань половому влечению вообще и её прелестям в частности, но вот нешуточный мужчина смотрит на неё без желания. Она взяла его образ в свою память и часто ощупывала внутренним вниманием, и даже привыкла к такому занятию. Крат оказался для неё запретным плодом. Она хотела почувствовать его, ощутить, разгадать, но самой приставать было несподручно. Надо, чтобы он её захотел, тогда она его отведает и успокоится. Или наоборот: они склеятся в пару.

      Два года назад электрик Вова, был в театре такой, затащил её в подвальную каморку… потом, в день увольнения, оставил ей ключ. Здесь некоторые работники театра побывали, заведя в душе потайной ящичек, имеющий форму комнатки с клеёнчатым топчаном и раскинувшейся на нём Лидочкой.

      Она открыла дверь, включила свет.

      – Ого, двуспальная кровать! – заметил Крат.

      – Или полутороспальная. Или односпальная. Смотря с кем тут находишься, – сострила она.

      – А ты оборотистая девчушка, – скучным голосом отметил Крат, потеряв к симпатичной Лидочке интерес (прощай, ещё одно нарисованное очарование!)

      Она принюхивалась и с удивлением озиралась по комнатке.

      – Здесь