Театр «Глобус». Андрей Феликсович Гальцев

а, Прощай? Может, вынести вас на улицу: там светит солнце, – нашёлся Крат.

      – А я слепой, мне всё равно.

      Крат угадал, что в этот миг зал уставился на красивый букет цветов на тумбочке – и точно: смешки по залу пробежали.

      Из-за правой кулисы на сцену выбежал Дол.

      – Не верьте ему, благородный Прощай! Я случайно всё слышал… он хочет вынести вас из квартиры.

      – А как величают этого выходца из-за угла? – холодно спросил больной.

      – Моё имя Дол.

      – Ага, второй стержень! Вот что, финалисты, сделайте доброе дело, развлеките умирающего!

      – Как вас развлечь? – учтиво поинтересовался Крат.

      – Скажите всё, что вы друг о дружке думаете. Кто окажется более искренним, тот будет впереди.

      – Такие странные желания! – заметил Крат.

      – У беременных свои желания. У больных – свои. Когда настанет твоя очередь помирать, посмотрим, какие у тебя будут желания.

      Дол машет Крату, и они тихонько отходят в угол сцены, где шепчутся. Их переговоры слышны всему залу. Дол говорит, что надо разыграть вражду, поскольку этот умирающий – подонок. Крат возражает, он не хочет ссориться и предавать дружбу ради квартиры. Но Дол качает головой и говорит, что всякое публичное соревнование в области доброты есть, заведомо, постановка и фарс, а вот квартира будет настоящая. Значит, надо исполнять волю умирающего и отыграть свою роль до победного конца.

      В зале раздались аплодисменты. Крат отошёл от Дола и обратился к публике:

      – Но он – мой друг!

      – И он – мой друг! – с другой стороны сцены отозвался Дол и после паузы добавил с угрозой, – Но даже ради дружбы я не закрою глаза на его недостатки. Мне истина дороже.

      – Почему истиной ты хочешь назвать лишь недостатки, а не то, что во мне есть хорошего? – печально спросил Крат.

      Тут нарочито гнусным голосом встрял умирающий.

      – Потому что мне легче уходить из жизни, если я вижу, что все люди, даже такие вот рыцари доброты – продажные твари.

      – Ему так легче, понимаешь? Понимаешь ты, чёрствый человек! – театральным шёпотом вскричал Дол.

      – И напомню вам, стержни, что такими люди и должны быть! Прочь лицемерие! Если главная ценность на земле – деньги, человек должен и просто обязан быть продажным. Вот как наш губернатор, к примеру. Мне и впрямь легче умирать среди подонков.

      На этот раз две дамы, ласково ненавидящие одна другую, а именно жена и секретарша господина Здыбина, не смогли удержать своего господина. Топающим, кувалдным шагом господин Здыбин, исполняющий также должность приятеля губернатора, взошёл на сцену.

      – Ты как посмел озвучить такие слова, дерьмо собачье! – заревел он, подняв кулак и норовя расплющить смуглое лицо больного; затем попятился, разглядев пластмассу.

      Плюнув на сцену, господин Здыбин спустился в зал и сел, играя желваками. В динамиках торжествовал подленький смех умирающего. В рядах сначала робкие, затем дружные аплодисменты вскипели.

      – Вот так должно задевать нас подлинное искусство! – с божественной