Мамонт. Александр Михайлович Будников

«слона» в большой алюминиевой кружке. Чай был с огня, и Мамонт нёс его на продолговатой зелёной книге – на ней до этого стояла у него на столе сковорода. Я от нечего делать листнул книженцию, оказавшуюся семьдесят восьмым полутомом Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона – на букву «Ш». Между листами аккуратно лежали сторублёвки.Каждая такая бумажка равнялась моей месячной заводской зарплате. А страниц в книге было-таки порядочно. Несколько десятков таких же зелёных запылённых томов стояло на длинной полке над ложем Мамонта. Но ни единой книжки он отродясь не открывал и, естественно, остался верен себе и на этот раз.

      – Это очень ценная книга, товарищ Мамонт! – сказал я как можно внушительнее. – И она нуждается в лучшем обращении!

      Мамонт вытянул ноги на середину кухни и даже не удостоил меня ответом. Он сидел ко мне боком и в мою сторону не смотрел. Никакая книга в его глазах ценности не имела. Я начал листать словарь и выкладывать на стол деньги. Мамонт повернулся и вздрогнул. Я положил перед ним словарь, налил себе остывшего чаю и ушёл с кухни. Мамонт отправился домой. У него всю ночь горел свет – книг много и в одиночку листать их долго. К тому же и привычка нужна.

      Вскоре мы с женой уехали на месяц на сессию, а когда воротились, увидели на соседском крыльце большой сугроб. Мамонт укатил в гости. И пропадал у друзей столь долго, что мы начали сомневаться в его существовании. Казалось, образ этого человека причудился нам в кошмарном сне.

      Мой отец, хорошо знавший историю Маклаковки и собиравший все заметки и упоминания о ней в районной и областной печати, рассказал мне как-то о Мамонте, а потом даже отыскал газетную вырезку. Это были воспоминания одного старого чекиста, боровшегося с мамонтами в период возникновения колхозов.

      Я знал, что первым председателем в Маклаковке был брат-близнец моего покойного деда Кузьмы Ивановича Захар Иванович. Как и полагается близнецам, братья удивительно походили друг на друга. Но только внешне. Характеры их были весьма различны. В 1914 году братья отслужили действительную и, не успев демобилизоваться, угодили на фронт. При одной из атак прямо перед ними разорвался снаряд. Захара тяжело ранило осколками, а Кузьму даже не контузило: в его мундир зашита была материнская молитва, а Захар и тогда уж слыл безбожником. Лечился он в Нижнем Новгороде, где совсем озверел от революционной страсти. Воевал ли он на гражданской, никто не знал. По некоторым, весьма отрывочным сведениям орудовал где-то в Нижнем – или попросту ошивался там. Вернувшись домой, Захар Иванович бестолково пытался строить коммуну. Спустя время, натворивши мелких чудес и едва уцелев, сколотил колхоз и сделался первым председателем – а раскулаченный им же брат Куьма упорно оставался единоличником. С годами Захар настолько ожесточился и очерствел, что стал в семье чужим человеком. Сославши треть населения в Сибирь и разорив дотла – из самых высоких побуждений – ненавистную ему Маклаковку, богатырь-красавец Захар Иванович неожиданно для всех спился и занемог. Лежал пластом и совершенно