Мамонт. Александр Михайлович Будников

– видимо, его повело с чифира.

      – Уважаю чифу грузинскую, второй сорт! – для красного словца изрёк бригадир. – С неё волокуша мягкая…

      – О! – снова подхватил Мамонт. – Ванька Плаха в сточности так жа вякал! Откуда за него знаишь?

      – Жрали вместе на зоне.

      – Ет-та ниплоха! – одобрительно сказал Мамонт. – Ет-та ниплоха! Ты мне годисься! Найдёшь миня в городе по адристу…

      И он вдруг назвал нашу улицу и дом соседа Налима. Я был далёк от восторга и потому промолчал, конечно. На другой день приехал пьяный прораб и, поблевав в бетономешалку, косноязычно передал новость – стройку, самовольно начатую совхозным директором, пока заморозить, а «сабашников» рассчитать и выбить из пределов усадьбы. Причём,рассчитать по обычным строительным расценкам. А это значило, что даже остатки аванса надо будет нести обратно в контору. Бригадир смотался туда и, вернувшись, всё же наградил каждого полсотней рублей. Плюс пропитое и пущенное на «дрянь».

      – Гуляй, рванина! – горько посоветовал он.

      Я засобирался домой. Мамонт забеспокоился тоже. Он разбудил дрыхнувшего на «письменном столе» прораба, нахлобучил ему на лысину мокрую измятую шляпу и одёрнул его новый синий халат. Прораб покорно сел за руль джипа и повёз нас на полустанок. Бригада разбрелась по деревне пьянствовать, и никто нас не провожал. Всю дорогу Мамонт проникновенно рассказывал прорабу, что едет к хворому «браццу Инуярию»и хотел было заработать на гостинцы попутно, да не судьба. А с другойстороны, сменил он тему к концу пути, ему на всё наплевать – брат не жилец на свете и денег у него, словно у дурака махорки… Я таращил на Мамонта глаза и едва ли невслух ужасался будущему соседству.

      Брата своего Налима Мамонт нашёл в больнице покойником. А жена рассказала мне, что соседи, выносившие деда к санитарной машине, заперли его дом и отдали ключ ей на хранение. Ночью мы услышали некий треск и звяканье стёкол. Я выбежал неодетый на крыльцо и прислушался. Тут на улице поднялась стрельба, мгновенно привлёкшая внимание конного милицейского патруля, и из соседского сада кто-то вымахнул аж прямо через ворота. Надо сказать, молодёжь на нашей окраине жила тогда развесёлая и часто развлекалась стрельбою из ружейных обрезов. Бывали раненые, случались и убитые, а прошлой осенью произошла чудовищная трагедия: мальчишка, маньячно возжаждавший завладеть ружьём для обреза, застрелил соседских братишку и сестрёнку. В дождливые ночи, в грязи по колено и в чёрном мраке патрулировать наш куток на машинах или пешком было очень и очень затруднительно, и милиция содержала отделение всадников. Зимой, чтобы кони не застаивались, патруль стерёг коллективные сады – особенно рьяно после того, как поселковая шпана взяла моду играть на чужие участки в карты и, проигравшись, вырубать на них под корень деревья и жечь дома. В конце семидесятых годов, в особо пьяные времена, отзвуки поселковой канонады долетели аж до Москвы. Оттуда приехал представитель, собрал молодёжь в клубе, организовал акт братания и предложил сдать обрезы. Вроде бы сдали, помнится.

      На рассвете