Форт Рэйвен. Марк Воронин

не то, чтобы сильно этого боялся, до этого я много лет работал в подобном стиле. Это вовсе не страшно, но, я хорошо помнил, как все дни между контрактами я был занят беготней, переговорами и люто ненавистной бумажной работой: соглашения, протоколы и прочее и прочее. Да и денег, в конечном итоге, оказывалось, пожалуй, поменьше. Короче говоря, я согласился. Семья, в общем, тоже не возражала, узнав о предлагаемых условиях.

      В назначенный день я, без особого энтузиазма, прибыл в некое место возле Бейт-Шемеша, где была расположена одна из Израильских баз ВВС. Там нас встретили и проводили куда-то под землю, в довольно просторный и прохладный зал. Стояла полнейшая тишина, если не считать, что где-то в углу стрекотал, неизвестно как сюда попавший, сверчок.

      Спустя некоторое время, за которое мы еще не успели соскучиться, в зале появился военный, но, как ни странно, это был не израильтянин. Объявившийся офицер представился, и выяснилось, что он – майор ВМФ США, и, видимо в этой связи, он был по-военному краток:

      – Через час мы вылетаем в Вашингтон. Там вас накормят обедом, и затем вам выдадут пропуска, униформу и все прочее, что может понадобиться. Там же вы пройдете инструктаж, относительно дальнейших действий и режима работы.

      Кто-то стал возражать, мол, он думал, что это будет что-то вроде интервью, и ничего с собой не взял. На это майор решительно отрезал:

      – Отставить! Можете сделать телефонный звонок домой и предупредить. Все, что вам будет нужно, вы получите на месте. Кстати, все электронные устройства, как то: мобильники, фотоаппараты, компьютеры и даже электронные часы – вы оставите здесь, на базе, и заберете по возвращении. Еще вопросы?

      Встал один высокий мужчина лет до сорока, но с уже тронутыми сединой волосами:

      – А как быть с машинами, на которых мы приехали?

      – Оставьте адреса, номера машин, ключи и телефон с кем связаться. В течение недели ваши транспортные средства будут доставлены по указанным адресам.

      Все лишь ошарашено переглядывались, из кого-то вырвалось несколько произнесенных полушепотом солдатских ругательств самого скверного толка. У меня же в голове промелькнула одна единственная мысль, которая для человека, прожившего тридцать с небольшим лет за «железным занавесом», выглядела вполне естественно: «Все! Приехали! Двадцать лет без права переписки…»

      Затем пришел офицер – израильтянин, и мы сдали все, что было сказано, включая часы. Впрочем, мои почему-то не забрали: они хоть и были, строго говоря, электронными, но также имели и стрелки, а потому под конфискацию, очевидно, не подпадали. Затем, другой угрюмый офицер – израильтянин, который, судя по цвету кожи, был уроженцем Йемена, жестом приказал следовать за ним. Все поднялись, и пошли, по дороге сотрясая воздух все тем же незамысловатым набором матерных эпитетов. Он привел нас к стене, выкрашенной желтой масляной краской, где на высоте среднего человеческого роста висел допотопный эбонитовый телефон. Все выстроились в очередь, и мне пришлось выслушивать тираду за тирадой, как