Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы. Пер Валё

труп-то сгнил уже. Что на нем могло быть, тряпье какое-нибудь. И вообще, я не вижу, чтобы это играло какую-нибудь роль.

      – Но ты сразу определил, что покойный был бедняк и жил одиноко. Не какая-нибудь приметная личность.

      – Точно. Насмотришься, как я, на всяких алкашей и прочую шушеру…

      – И что же?

      – А то, что я свою публику знаю.

      – Ну а если бы покойник занимал более высокое положение в обществе? Тогда, надо понимать, ты работал бы тщательнее?

      – Само собой, тут приходится все учитывать. Нам ведь тоже достается дай боже. – Альдор Густавссон обвел взглядом кабинет. – Вам тут, может, и невдомек, но у нас работы выше головы. Охота была изображать Шерлока Холмса каждый раз, как тебе попадется мертвый босяк. Ты еще что-нибудь хочешь сказать?

      – Да. Хочу отметить, что это дело ты вел из рук вон плохо.

      – Что?

      Густавссон встал. Похоже, до него только теперь дошло, что Мартин Бек вполне может испортить ему карьеру.

      – Погоди, – пробормотал он. – Только потому, что я не заметил кровавых пятен и несуществующего пистолета…

      – Эти упущения еще не самое главное, – сказал Мартин Бек. – Хотя тоже грех непростительный. Хуже то, что ты позвонил судебному врачу и дал указания, которые основывались на предвзятых и неверных суждениях. Кроме того, заморочил голову полицейским, и они поверили, что дело элементарное, тебе, мол, достаточно войти в комнату и окинуть ее взглядом, и все станет ясно. Заявил им, что никаких специалистов вызывать не нужно, потом велел забирать тело и даже не позаботился о том, чтобы были сделаны снимки.

      – Господи, – произнес Густавссон. – Но ведь старикашка сам покончил с собой.

      Мартин Бек повернулся и молча посмотрел на него.

      – Эти замечания… надо понимать как официальный выговор?

      – Вот именно, строгий выговор. Всего хорошего.

      – Погоди, зачем же так, я постараюсь исправить…

      Мартин Бек отрицательно покачал головой. Следователь встал и направился к выходу. Он был явно озабочен, но, прежде чем дверь затворилась, Мартин Бек услышал, как он произнес:

      – Черт старый.

      По правде говоря, такому, как Альдор Густавссон, не место в уголовной полиции и вообще в полиции. Бездарный тип, заносчивый, развязный и совсем неверно понимает свою службу.

      Прежде в городскую уголовную полицию привлекали лучших сотрудников. Да и теперь, наверное, к этому стремятся.

      Если такого человека сочли достойным два года назад, что же будет дальше?

      Ладно, первый рабочий день окончен. Завтра надо будет пойти и посмотреть на эту запертую комнату. А сегодня вечером? Поест, что дома найдется, потом посидит и полистает книги, которые следует прочесть. Будет лежать в постели и ждать, когда придет сон. Один-одинешенек.

      В собственной запертой комнате.

      8

      Эйнар Рённ любил природу, он и в полицейские пошел потому, что работа живая, много времени проводишь на воздухе. Но с годами, поднимаясь по служебной лестнице, он все больше превращался в кабинетного работника и на свежем воздухе – если это выражение применимо к Стокгольму