Неон, она и не он. Александр Солин

бесстыдства она отталкивала его голову, и он, вскарабкавшись на нее, заканчивал дело обычным образом. Роясь в ее опушенном душистом саше, как в собственном кармане, он лихорадочно и обстоятельно обшаривал его уголки в надежде отыскать там предназначенный ему в награду крик или хотя бы стон. Проявив в конце темперамент отбойного молотка и запятнав ее испариной, он покидал драгоценный мешочек, ничего там не найдя, а она, в очередной раз неудовлетворенная, отделялась, тихо радовалась, что все кончилось и, прильнув к нему, горячему, влажному и пустому, легкими ладонями сглаживала изъян их неравного партнерства.

      Ей нравилось его тело – чистое, гладкое, слегка смуглое и что особенно важно, почти непотливое. Он, не скрываясь, мог встать с кровати и разгуливать по комнате нагишом. Она украдкой на него засматривалась, минуя взглядом неприличные подробности, потому что невозможно воспитанной девушке вместе с невинностью в одночасье потерять стыдливость. Сама она продолжала дорожить наготой, и как только необходимость в ней отпадала, тут же натягивала на себя одеяло.

      Пытаясь избавить ее от стеснительности, он прибег к сеансам эротического видео, склоняя ее затем к воспроизведению увиденного. Однако новые позы и приемы (разумеется, те, что она находила приличными) дела не меняли, но польза от просмотров все же была, хотя бы в части звукоизвлечения, имитирующего кайф. В первый раз, когда она это сделала, он даже растрогался:

      "Ну, слава богу! А я уж думал, что я плохой муж!"

      В двадцатых числах июля к ним пришли их общие первые месячные. Скважину запечатали, укрепили трусиками и поместили на карантин. У нее сильнее обычного болело там, где положено, отдавало в спину, подташнивало. Она часто отдыхала, крепилась и пыталась улыбаться. Умиленный ее слабостью, Мишка нежно жалел ее, живо интересовался подробностями, и она, подбирая слова, объясняла, как устроен ежемесячный женский крест. Мишка обнимал ее, с чувством прижимал к груди и говорил: "Бедная моя девочка, ей так больно!.." Он стоически перенес четырехдневное воздержание, выходя курить на воздух, что в плохую погоду делал обычно на кухне.

      Однажды, как и следовало ожидать, он все же спустился ниже пояса. Она пыталась отталкивать его голову, но он решительно отверг слабый протест тонких рук и припал к ее шелковистому бутону. Умирая от стыда, она, кажется, перестала дышать, а он никак не мог оторваться. После этого он повадился ходить туда всякий раз, особенно когда желал надежно возбудить свои отсыревшие пороховницы. Он считал, что доставляет ей неописуемое удовольствие. Никакого, однако, удовольствия, кроме пунцовой неловкости она не испытывала, а что именно от нее требовалось взамен, она прекрасно поняла, когда однажды он уговорил ее посмотреть принесенное откуда-то порно. "Фу, какая гадость!" – терпела и морщилась она в ответ на многозначительные взгляды мужа, но когда на экране женщина соединила пихательное с дыхательным, она вскочила и вспыхнула: "Какой ужас!" – имея в виду прозрачное приглашение