Призрачная любовь. Саша Курги

зачем же он тогда изводил Любу? – кольнуло под ребром. И Вера отчетливо поняла, что у этого человека была в душе такая большая рана, что любое прикосновение к ней заставляло его отчаянно защищаться. Иннокентию не нужна была женщина, после того как любовь всей его жизни свела его в могилу.

      Несмотря на открытия, Вера отлично провела время. Они с Виктором с радостью дуэтом проорали хиты восьмидесятых, эти песни часто крутили по радио, и потому девушка хорошо знала их. Психиатр сидел в кресле и щурился как сытой кот. Быть может, ему, в самом деле, такая музыка не нравилась, но он не демонстрировал этого. Временами Иннокентий критиковал лирику, но это было остроумно и смешно, а Виктор в шутку защищался, так что Вера заливисто хохотала, слушая их.

      Вскоре девушке стала очевидна причина того обиженного тона, с которым хирург разговаривал о своем приятеле. Он был очарован психиатром не меньше Веры и других обитателей больницы, однако понимал, что его искренние дружеские чувства принимались со снисхождением и только.

      Иннокентий демонстрировал доброту и принятие, он словно все время был с собеседником на одной волне. От этого как-то само собой хотелось стать к нему ближе. С ним можно было расслабиться – вот, должно быть, за что любил Иннокентия хирург, но в то же время понять, что было на душе у самого психиатра становилось так же трудно, как и разглядеть цвет его глаз за стеклами очков. Вера чувствовала, что его с другими разделяла прочная, должно быть, немало лет тому назад выстроенная стена. И он не собирался ее рушить, только демонстрировать прекрасный фасад и дальше продолжать свое приятное во всех отношениях существование.

      Вера ясно поняла это уже в ночи. В четвертом часу хирург задремал в кресле. Тогда Иннокентий скрылся за одной из дверей и вынес оттуда плед. Им он укрыл гостя и обернулся к Вере:

      – Его лучше не будить. Тебе пора, – это прозвучало мягко, но в то же время достаточно настойчиво.

      Вера кивнула и пошла.

      – Спасибо за вечеринку, – сказала она в прихожей. – Я представить себе не могла, что мертвяки вроде нас еще могут получать радость как нормальные люди.

      Если б Вера ограничилась только первой фразой, они продолжили бы общаться как те, кто притворяется добрыми друзьями. Но вторая часть была слишком личной. Холодно сверкнули стекла в очках.

      – Не за что, – ответил психиатр, так, что на его лице не дрогнул ни один мускул.

      Вера поняла, что не было смысла мелочиться. Если говорить об этом человеке, то притворство ей было без нужды.

      – У тебя очень красивые глаза, – призналась Вера, положив пальцы поверх его ладони, которой он придерживал ручку двери.

      Иннокентий убрал руку с таким видом, словно его оскорбило прикосновение. Это выдавало глубину травмы и степень неискренности. Вере разом стало и весело, и грустно. Как же быстро она разгадала суть самого опасного хранителя больницы, так что могла бы его больше не бояться! В то же время в Вере зарождался куда более сильный порыв: сочувствие.

      Иннокентий захлопнул