Призрачная любовь. Саша Курги

– сестричка из мед.сан.бата времен второй мировой, контуженная. Из-за этого о ней мало что известно. Михаил Петрович говорит не успела она толком пожить, ушла на войну в сорок первом, прямо со второго курса мед.института, отказавшись ехать в эвакуацию. Говорят, через год оказалась в немецком плену, попала в лагерь и там лечила, как умела. Что-то очень страшное она там увидела, но об этом мы только догадываемся. Надя пришла сюда в сорок третьем прямо в военной форме, с перевязанной головой. Прошлый патанатом не сумел ей помочь, так она и осталась немой. Михаил Петрович говорит, это не следствие органического дефекта. Иннокентий с ним согласен, он практикует тут психологическое консультирование. Увлекся этим в тридцатые, чтобы доказать Вере, что с чувствами у него все в порядке. Ты удивишься, узнав, сколько он зарабатывает консультациями, я имею в виду обычными, не по хранительским делам. Ему твоя комната была нужна, чтобы превратить ее в консультационный кабинет. Но Люба предпочла доставить ему неприятности, Иннокентий до сих пор встречает клиентов в подсобке за ординаторской. Мы все можем работать за деньги только на территории больницы. С Надей они до ужаса похожи в нежелании избавляться от собственных проблем. Она его клиентка с сороковых годов и пока никакого прогресса, хотя Иннокентий уверяет, что это не так.

      – А Любовь? – заговорила Вера.

      – Ничего особенного тебе про Любу сказать не могу, кроме того, что она увлеклась Иннокентием к общему прискорбию. Она сама нам не рассказывает. Вера ей зачем-то в голову вбила, что у нее особая миссия, а мы теперь плоды пожинаем, – пожал плечами Виктор. – Люба здесь не многим дольше тебя. Лет десять.

      Вера передернула плечами, удивившись тому, что десять лет для хирурга был срок недолгий.

      Виктор еще раз взглянул на часы.

      – Заболтались мы с тобой. Вот теперь точно пора, пойдем!

      – Куда? – удивилась Вера.

      – Михаил Петрович обещал собрать хранителей сегодня, чтобы познакомиться, – приподнял брови Виктор.

      – Но я вроде всех видела, – вздохнула Вера.

      – Нет, – взглянул на нее хирург. – Ты еще не знаешь Иваныча.

      Вера непроизвольно поежилась. Кто мог предположить, кем окажется очередной хранитель? В том, что у каждого из них были неприятные тайны, новый анестезиолог уже не сомневалась.

      – Нам можно вот так всем вместе собираться, – по дороге объяснял хирург. – Только в чрезвычайных ситуациях или после полуночи, когда больница уже почти отошла ко сну и наша помощь не так уж и нужна ее обитателям.

      Вера шумно вдохнула и зябко обхватила себя за плечи, когда они вышли на улицу. Холодная осенняя ночь дышала в лицо, и девушка вновь с полной силой опустошающего разочарования ощутила, что стала призраком, навечно связанным с этими старыми и обшарпанными корпусами, где болели и умирали люди.

      – Мы ведь все духи, – неожиданно подтвердил ее мысли Виктор. – Добрые, правда. А Иваныч… он жил на этой земле еще до того, как тут построили больницу.

      – Что? Но разве