Охота на кавказских мужчин. Оганес Григорьевич Мартиросян

трагикомично и влюбленно.

      Проснулся хорошо и втихомолку,

      в огонь полено с Буратино бросив,

      и понял: Сталин – это кофемолка,

      в которой кофе молется Иосиф.

      * * *

      Саратов – это книга Лев Толстой,

      написанная горем и бедою.

      Ее читал мужчина холостой.

      Он был сплошной сияющей звездою.

      Ему платили деньги города.

      Мужчина этот развлекался ночью

      всегда, все время или иногда.

      И рвал свой ум огеопасный в клочья.

      Глотал томатный вместе с водкой сок

      и морщился и плакал с непривычки.

      Автобус и троллейбус – коробок,

      в котором пассажиры едут – спички.

      * * *

      Я в библиотеке наблюдаю

      книжные полеты.

      Пушкин – лебедей и уток стая.

      Чехов – вертолеты.

      Самолеты в поднебесье – Тютчев.

      Я курю газету,

      где слова о перестройке, путче.

      Это сигарета.

      В воздух поднимает дым цитаты

      из Анакреона.

      Вот азербайджанцы или таты

      покидают лоно.

      Из вагин выходят на вокзалы

      и аэродромы.

      На базаре дыни, тыквы, сало.

      Я сегодня дома.

      Возлежу спокойно на диване

      и читаю Блока.

      Кофе прохлаждается в стакане.

      Мне не одиноко.

      Слева от меня шагают гири,

      словно в Левом марше.

      Первый телевизор в этом мире

      назывался Гаршин.

      * * *

      Ты моя любимая голубушка.

      В церковь ты вошла со мной в платке

      и прочла Исаакяна Ивушку.

      Мы вдвоем пошли рука в руке.

      Сели одинокими на лавочку.

      Поиграли малость в дурака

      и умяли сахарные палочки.

      Я поцеловал тебя слегка.

      Угостил собою и мороженым.

      Ты на платье порыдала им,

      хороша, тактична и ухожена.

      Я тебе прочел новеллу Крым.

      А потом приехала полиция

      и произвела колокола.

      Ты моя далекая Галиция.

      Ты мне подарила два крыла.

      Я взлетел наверх весьма уверенно,

      но спустился сразу же к тебе.

      Мы стоим у памятника Ленину.

      Ты идешь со мною по трубе.

      Мы шагаем прямо или в сторону

      нашего отсутствия в миру.

      Будем все с тобой делить мы поровну?

      Без тебя я сгину и умру.

      Превращусь в скелет в гробу со временем,

      продолжая всю тебя любить

      под землею в холоде и в темени.

      От иглы иглой отлична нить.

      Ты ее прямую исковеркала,

      в лодке по реке со мной гребя.

      Маяковский сделал выстрел в зеркало,

      чтоб оттуда не убить себя.

      * * *

      Мы встретились с тобою на закате

      и выпили крепленого вина.

      Была ты в шляпе, босоножках, платье.

      А третьим был меж нами сатана.

      Он говорил нам о своем обличье,

      которое