Форс-мажор – навсегда!. Андрей Измайлов

 Ага! Вован, прикинь! Взвод «коммандос» типа Шварца – в вагоне. С гранатометами, со всеми прибамбасами. И спрашивают: «Это «Сенная»? – Не! «Садовая»! И – абзац! Они – деморализованы! Бери голыми руками! Га-га-га!!!

      – Хва орать! Ну, хва, ну! Мента на вас нет!

      – Вон мент, вон! Сидит! Дяденька, заберите хулигана! Слабо, дяденька?!

      – Хва, сказал! Вперед, ну!

      Технологический институт. Переход на Московско-Петроградскую линию.

      «Техноложка» – узловая. На узловых станциях людской поток традиционно стремителен и неуправляем. Особенно по утрам. И по вечерам. В час пик.

      – Не сейчас!

      – Сейчас!

      Ораве подростков (скорее переростков!) было именно «сейчас». Кирзовые косухи, банданы с черепами по черному полю, поллитровый баночный «Амстердам» на каждого, блажной гомон…

      Табло над тоннелем смаргивало: 16.40.20 (.21,22,23). Ещё не час пик. Уже ранний вечер.

      Самое время для оравы подростков-переростков – на Московско-Петроградскую линию. Им до Парка Победы, до СКК, до спортивно-концертного комплекса:

      Там – кумир!!! А кумир-то голый! Ну, в штанах. Не скрывающих, но подчеркивающих.

      Самое то!

      Топот!

      Пот в пазухах.

      Патлы. Запах. Затхлый…

      Оргазменный рев в микрофон. Экстази.

      Откровенные фрикции.

      Мужж-жиккк! Спортивно-концертный! Децбеллл!!!

      Мы – как ты! Ты – как мы!

      – Нам – сейчас!

      Вагон опорожнился…

      Краткий миг салонной полупустоты. Все, кому надо, уже вышли – все, кому надо, ещё не вошли.

      Сивогривый пенс в замусоленной ветровке, назло всем читающий газетку «Правда», схрустнул ее пополам и скосил глаз влево и вниз – на черную дорожную сумку-раскладушку «beskin» с изменчивыми габаритами – хоть кейс-атташе для деловых бумаг, хоть сундук мертвеца для пятнадцати человек, йо-хо-хо!

      «Beskin», отформатированный под средней величины саквояж, очевидно, не был «оставленной вещью». «Beskin» с приспущенной на дециметр «молнией», очевидно, принадлежал соседу слева, очевидному воину – покоился у того в ногах.

      Что воин – это воин, ощущалось за версту.

      Бушлат-камуфляж – без знаков различия, без погон.

      Брюки лишены форменного ранта.

      Высокие тяжелые ботинки со шнуровкой – и дачники-огородники в таких грязь месят. Весна, знаете ли!

      Владелец саквояжа – не дачник, не огородник. Воин. Не «коммандос» типа Шварца, но весьма и весьма… Балбес в «косухе» почти угадал: «Вон мент, вон! Сидит!»

      Сивогривый пенс сварливо и наставительно сказал:

      – А сумку надо за ручку держать! Или на колени ставить!

      Дай пенсу волю, он бы все и вся поставил на колени. Что там сумка! Он из ныне бессильных, но громкоговорителей. Сев на «Лесной», всю дорогу провозглашал: «Сволочи! Банда! Воры!» Тихо сам с собою я веду беседу. Только громко. Реагируя на «Правду», одну только «Правду» и ничего, кроме «Правды». На «Сенной» старикан притих, когда ввалились рок-фанаты. Уровень их агрессивности в совокупности выше. Можно нарваться. Притих старикан ненадолго – «Техноложка», «Нам – сейчас!»

      – Я говорю – сумку!

      Воин отреагировал – никак не отреагировал. Где горох и где стена…

      Брошенные здесь же опустошенные банки «Амстердама» потенциально куда опасней саквояжа средней величины, имеющего владельца. Покатится пустая жестянка, выпадет вниз, застрянет между токоведущим рельсом и металлическими частями путей – из искры возгорится пламя. И кроме того! Есть гарантия, что все они, банки, пусты, что одна из них не набита тротилом? А где те, которые? А сошли на предыдущей. Пацаны совсем! Да? В Чечне пацаны и помладше способны на…

      Вагон вновь заполнился до прежней тесноты.

      Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция «Балтийская». Балтийский и Варшавский вокзалы.

      – Вешать! Вешать! – зычно огласил пенс, тщетно провоцируя народ. Дайте только повод…

      Народ благоразумно безмолвствовал.

      Тронулись.

      – Воры!!! – упрямо рявкнул старикан.

      Нет, никто не хотел давать повод…

      Хотя… От «хвостовых» дверей донеслось:

      – Люди добрые! Не подумайте, что мы вас обманываем!.. – ноюще, тоненько, но пронзительно, перекрывая грохот состава.

      Пенс навострил ухо. Не повод. Причина! Для праведного негодования. Пусть только приблизятся!

      – Сами мы не местные…

      Именно! Понаехали, понимаешь! Преступный режим полгода пенсию не выплачивает, а чучмеки остатний рубль норовят выпросить.

      – Поможите кто чем может. Мы беженцы. Дом наш разбомбили в Гурдемесе, жена погибла под обломками, пятеро детей осталось. Двое – инвалиды. Мы пешком шли. На дорогу денег нету, на лекарство тоже. Кормить сирот не на что.

      Худосочный