Университет имени Конкордии Непобедимой. Маскарад. Анастасия Олеговна Юрасова

– ужасная смелость со стороны юной царицы, которая славилась необузданным и диковатым нравом.

      Слово «царица» обладало необычным, ни на что не похожим вкусом и перекатывалось на языке, раня его; Пуэлла, привыкшая к слову «эруса», на мгновение выпала за пределы воспоминания, пытаясь вспомнить, где находится и кем является, но гармония была быстро восстановлена, и ее взор вновь обратился в прошлое, туда, где терем полнился разряженными людьми, а две Державы праздновали свое политическое перемирие.

      И вот он вышел – тонкий, изящный, как тростинка, с длинными вьющимися волосами, выкрашенными в золотой, и вытянутым лицом; темные глаза смотрели на собравшихся с надменным вожделением, крохотные мимические морщинки залегли в уголках губ, длинное голубое одеяние шлейфом тянулось по полу, а рукава спускались до самых щиколоток, будто два сложенных крыла птицы.

      Красно-золотое сияние залы отвергало его, тени расходились, потрясываясь, в разные стороны от облаченного в лазурь силуэта – а затем он, приоткрыв мягкие уста, пламенно запел, негромко, проникновенно, на кьярта-ваддском. Однако нужны ли были слова в этой песне, где смешалось столько чувств, выдернутых прямо из души?

      Молодая женщина, на вид – поденщица, в простой холщовой рубахе, расшитой по вороту и рукавам, разносила тяжелые подносы и лишь изредка косилась на певца, чтобы полюбоваться его невероятной красотой. Косы женщины были острижены, что намекало на низкий социальный статус, плотно сжатые губы рассекал крошечный шрамик.

      По сравнению с царицей, чьи колты, украшенные зернью, поблескивали по обеим сторонам нарумяненного лица, женщина выглядела почти уродливой, однако, присмотревшись к ней ближе, Пуэлла заметила странную притягательность – лицо у незнакомки было суровым, проницательным, чуть заветренным, взор из-под густых шелковых бровей горел янтарным.

      Она смотрела на Шау-Нирра, будто на величайшую драгоценность, и читалась в ней такая искренняя и чистая страсть, что на мгновение это чувство, передавшись Пуэлле, заставило ощутить горечь и ее саму.

      Женщина думала, что такой человек, как он, ни за что не обратит внимание на жалкую служанку с тяжелым прошлым, уносящую объедки с чужих столов и радостно несущую новые блюда, с которых не съест ни куска. Он был великим певцом, легендой своего времени, с талантом и красотой которой мог сравниться разве что Обэ-Этт, фамильяр великой богини Сунн.

      Где-то вдалеке послышались шаги, и Пуэлла вздрогнула. Видения закрутились перед глазами, будто смущенные тем, что кто-либо, кроме нее, сумеет их увидеть. Замелькали чьи-то длинные юбки, взметнулись в воздухе золотистые локоны, уложенные в сложную прическу, пряди которой развевались на ночном ветерке, засвистел в ушах отчаянный эол, влетевший в распахнутые ставни…

      – Ты знаешь, что ему никогда не стать твоим супругом, – звучит в тишине насмешливый мужской голос, и тощий альбинос появляется в сумраке; его фигура, призрачная да прозрачная, будто мираж