Ветхое дворянство. Денис Олегович Кочетков

надеть: голубое или зеленое платьице с мягким кринолином, например, – тут она самодовольно покрутила свое платье синего отлива, – все моду слушают! Эта мода губительна! Оттого-то я, признаюсь, и стала художницей, чтобы законно видеть мир иначе.

      Зарецкий слушал ее с улыбкой на лице и держался изо всех сил, чтобы не пошевелиться. Так он просидел без малого полчаса, пока Наташа не объявила, что эскиз готов. Они оставили пределы мастерской и вышли на улицу.

      – Смотрите, как груша расцвела в саду! – весело сказала Наталья Константиновна. – Известно ли вам, что груша – символизирует дружбу? Дружба. Что такое дружба?

      – Неужто вы не знаете? – смеясь, спросил Зарецкий. – Дружба – это то, благодаря чему люди общаются друг с другом достаточно близко, верят друг другу. Это что-то вроде привязанности. Мы ведь с вами друзья…

      – А нравится ли вам кто-нибудь, Лев Аркадич? – перебила Наташа. – Принадлежит ли ваше сердце какой-нибудь даме?

      Зарецкий не мог сказать правду, а потому сильно растерялся. Его сердце заколотилось в висках, руки похолодели. «Я пропал! – подумал он в сердцах и побледнел. – Что сказать? Кого я могу любить, если не ее?»

      – Неужели вы так одиноки, что боитесь сказать об этом? Да разве ж беда? Еще найдется та девушка, которая полюбит вас, не переживайте, – дружелюбно сказала Наташа.

      – Да, – вдруг ответил Зарецкий, – я действительно очень одинок. Позвольте же и мне задать вам этот вопрос.

      – Ах, Лев Аркадич, любовь для меня пустое слово; я в ней совершенно не нуждаюсь. Душу потешить и искусство может, уж поверьте. Кстати об искусстве: вы, я наслышана, играете на фортепиано?

      – Только учусь, но кое-что могу сыграть. Вы желаете послушать? Я могу попробовать, если хотите.

      – Идемте во флигель, Лев, там стоит новое фортепиано. Конечно, я могла бы предоставить вам и рояль, но матушка не позволит прикасаться к нему. Идемте же…

      Зарецкий был подхвачен за руку Натальей Константиновной, и они вместе направились в двухэтажный флигель с итальянским декором. Это было небольшое прямоугольное здание белого цвета с барельефами, пилястрами и фресками итальянских мастеров, в котором отдыхали гости, приезжающие к Калигиным на какое-то время. Первый этаж украшали портреты дворян, аккуратные дорогие канапе, столики из красного дерева, статуэтки античных богинь и маленькие диванчики. В центре комнаты, перед креслами, стояло хорошенькое фортепиано, подаренное отцу Наташи каким-то князем.

      Зарецкий размял пальцы, вспомнил мотив и начал Сонатину до мажор op.36 №1, которую он знал лучше всего.

      Между тем в доме Зарецких Елена слушала (не без удовольствия, конечно) толки Копейкина об идеях Гегеля и Шеллинга. Он сравнивал их учения, отстаивал разные точки зрения, цитировал догмы и спорил над их правотой. Елена, помимо своей любви ко всему заграничному, увлекалась философией, в которой, говоря откровенно, ничего не смыслила. Тем не менее, она не упускала возможности послушать мудрые суждения. Она обдумывала суть, уловленную