Человек как iPhone. Оганес Григорьевич Мартиросян

кондиционер и вырубили музон, решили посмотреть фильм про свою жизнь, но так как его еще не сняли, они начали смотреть футбол, испанский чемпионат.

      – Сейчас он забьет.

      – Не думаю, промажет, – сказала Кортни.

      – Да, ты права.

      Он прошел на кухню, открыл банку сайры, взял две вилки и вернулся обратно, чтобы не размозжить себе голову из ружья.

      "Значение имеет желание, а не поступок. Судить или любить надо за намерения. Хотел украсть миллион – в тюрьму, украл – торжествуй и правь".

      Начали есть, капая маслом на пол, входить во вкус, облизывать пальцы и смеяться, хохотать над собой и над счастьем атлантической рыбы, мечтающей с рождения стать человеком, слиться с ним, войти в его плоть.

      – Вкусно.

      – Еще бы, Курт. Ведь мы голодны.

      – И молоды, как старение.

      Закончили пиршество, Курт встал, выкинул банку и посмотрел на Кортни.

      – Пора, засиделись дома.

      – Ты думаешь?

      – Я уверен.

      Они спустились пешком, чтобы не тревожить механизм, танцующий в шахте джигу, и ударились об улицу и свободу. Зашагали, держась за руки и улыбаясь тысяча девятьсот девяносто пятым годом.

      – Вот дети.

      – А вот и мы.

      – Никак не могу обнаружить.

      – Потому что мужчина. Женщине проще – она во всём видит себя.

      – Даже в себе?

      – Бесспорно.

      В магазине долго ходили по рядам, кидали в тележку пиво, соки и чипсы, выбирали сосиски для жарки, вяленое мясцо, в перце кроваво-красном, а также куски неба в небольших упаковках.

      – Небо сейчас в цене.

      – Дорого.

      – Будем брать? – Курт посмотрел на Кортни.

      – Да возьмем. Ничего.

      На выходе не сработала карта у Курта, потому он расплатился наличкой, вынув ее из кармана, как выдавив Эверест. Забрал с Кортни покупки, накидал их в пакет и двинулся к выходу. На улице они закурили и встали.

      – Куда пойдем?

      – Можно сразу ко мне.

      – У тебя уже были.

      – Ну тогда в школьный двор.

      – Не прогонят?

      – Да нет.

      Закрыли глаза и перенеслись на сто метров, очутились в желаемом месте, сели на металлическую черепаху и открыли бутылки.

      "Взламывать оборону противника, бежать вперед, получать мяч и забивать гол имени Фредди Меркьюри, вгонять его под самую перекладину, которой колотил Достоевский лошадь, у себя и во сне".

      Детей не было, так как стояло лето, только голуби клевали опавшие семена, как машина переезжает котенка.

      – Ты разлюбил меня?

      – Нет.

      – Но охладел?

      – Немного.

      – Тебе не нравится то, что я музыкант?

      – Тоже.

      – Само собой. Раньше ты мне говорил ласковые слова, укачивал меня на коленях.

      – Так, просто мы повзрослели.

      – Что, с годами не любят?

      – Затихают. Дрожат. Говорят "детка, немного кофе" и рожают закат.

      Сделали по глотку, впустили в себя кровь колдунов