Опыт. Екатерина Сычёва

точные слова тому, что он только смутно ощущал, видел словно внутренним зрением, без красок и форм. Набрав номер Лериного телефона, чтобы договориться о месте встрече, Ян так и не смог дозвониться, наткнувшись на голосовое сообщение оператора, что абонент временно недоступен.

      Последний урок тянулся, словно жвачка, долго и нудно. Оборвался он только вместе со звонком, пронзительным и приятным, как глоток чистой холодной воды в недрах ада. Школа – это ад, жизнь – это школа, а каждый событие – это урок из которого мы извлекаем опыт, который, в принципе и формирует нас как целостную личность, размышлял Ян, торопясь всё быстрее затолкнуть в рюкзак.

      Новичок по имени Макс, или Мэкса, как его уже стали называть, полностью освоившись, громко смеялся над своей же шуткой, совсем не смешной, по мнению Яна. То, что следующая шутка была в его адрес, он уже не слышал, находясь в коридоре, где были свои правила передвижения и у каждой иерархии, на которые делились ученики – места стоянки. У окна у туалета – обитали ботаники, повторяющие заученные книжные истины, у фонтанчика с водой – мелочь из соседних младших классов, а у стенда с объявлениями, где стоял небольшой диван, обычно размещались сливки школы, или этажа. Новичок завербовал себе крайний правый угол у самой лестницы, куда направился и сейчас, хотя мог бы пойти домой.

      Спускаясь уже на следующий пролёт, Ян почувствовал, как в голову ему приземлилось что-то мягкое, и достав из волос жёваную бумагу, поднял голову, чтобы увидеть облокотившегося на перила Макса, держащего белый корпус от ручки и в оскале, выставившем ровные зубы. Вокруг него собралось небольшая кучка ребят, которых некогда Ян считал друзьями. Не успел он перейти на другой пролет, как услышал сверху громкий вызывающий хохот, а через секунду и присоединившийся, но не такой явственный и смелый смех остальных. Ян знал, что смеются над ним. Влейся он сегодня в компанию почитателей новичка, этого не было бы. Теперь он изгой, а стая нашла своего лидера в лице кудрявого прыщавого дрыща со столичными замашками в пижонской курточке и в рваных, сваливающихся с плоской жопы джинсах. Хотя, что он был из столицы и жил даже в Москве, это услышали, кажется, все, настолько часто и невпопад это было сказано.

      Думая о своём новом статусе, хотя, возможно не о таком уж и новом, Ян, пытаясь побороть в себе злость и обиду, вышел на крыльцо школы. Да, он признавал, что всегда был в стороне, из-за Леры, которую все считали чудачкой или из-за его самого, не важно, но это его никогда не беспокоило, даже в причину внутренней замкнутости устраивало; сейчас, столкнувшись с таким издевательским презрением и пренебрежением, Ян не мог побороть в себе чувство несправедливости и гнева, направленного прежде на себя, за то, что не дал отпор. Возможно, он и дальше бы занимался всю дорогу самоистязанием, но у открытых ворот школы увидел Леру, явно высматривающую не кого иного, как его. Ускорив шаг, Ян направился к ней.

      Он ожидал увидеть её избитой, покалеченной, возможно, со следами,