Опыт. Екатерина Сычёва

обычно, где тусовались все их знакомые на спортплощадке, а на окраину города, где вместо пятиэтажных домов все чаще стали появляться двухэтажные «бараки», как говорил отец Яна. Откуда пошло это название, Ян смутно представлял, знал только что дома эти очень старые, построенные стразу после войны. Лера сама выбрала этот путь, уводя его всё дальше и дальше от знакомых улиц.

      – Почему ты позволяешь ей себя бить? – Спросил Ян, топча грязь и ища более проходимые пути перемещения.

      Он спросил не потому, что надо было что-то спросить, а потому, что вдруг вспомнил как девушка произнесла фразу «Я не могу её бросить. Но и жить так больше не могу», и испугался. До него вдруг дошло, какой в этих словах может содержаться тайный смысл.

      – Я и не позволяю. Но что я могу сделать? В ответ ударить её? – И помолчав, Лера добавила. – Ты же знаешь, она не всегда была такой.

      Да, Ян это знал. Он помнил мать Леры с самого детства потому, что хотел, чтобы эта была его мама, а они с Лерой были брат и сестрой. Это была когда-то его давнишняя мечта и надо сказать распрощался он с ней относительно недавно. Он помнил, как ребёнком приходил к ним в гости и его всегда чем-то угощали, без труда воскрешал в своей памяти уют и бессловесное взаимопонимание, царившее у них дома, улыбки, заигрывания отца с матерью. Лера была похожа на свою мать. Те же рыжие волосы, белая кожа с россыпью веснушек, светлые брови и почти невидимые ресницы, отчего взгляд у обеих был какой-то странный, словно на тебя смотрит не человеческое существо. Ян тут же вспомнил урок истории в седьмом классе, когда им рассказывали про инквизицию и сжигание на костре так называемых ведьм. И что большинство были рыжие девушки. Теперь Ян мог понять, почему рыжих считали дочерями дьявола. Скажи он это Лериной матери это свое умозаключение еще несколько лет назад, они бы посмеялись, а теперь Ян не был уверен, не получил ли бы он, решившись на такой поступок, звонкую оплеуху.

      – Помнишь, когда ещё был жив Егор, какой она была?

      Лера с трудом выговорила имя брата глухим, изменившимся голосом. Ян подумал, что теперь так будет всегда.

      Какой она была? Звучал всё еще в ушах вопрос, хотя Лера спросила просто так, не ожидая ответа. Ян мысленно легко представил себе мать Леры весело смеющуюся, растрёпанную, – в отличие от Леры её волосы ещё и вились – сидящую на парапете песочницы и делавшую вместе с сыном куличики. И сразу после этого перед ним предстал другой образ этой же женщины: гладко зачесанные рыжие волосы, спрятанные под черным платком, черная юбка в пол, и кофта с высоким воротом. Но главное преображение было не в одежде, а в лице: колючие холодные светло серые бездушные глаза, сжатые губы, заострившийся нос на худом бледном с россыпью веснушек лице, и этот голос, стальной, безжизненный, словно механический. Куда подевалась переливающаяся трель радости из него? Что стало с этим лицом, всегда выражающим веселье и жизнелюбие?

      Ян вздохнул и покосился на Леру. Что он мог сказать? Ему было жаль подругу, но у него и своих проблем