Небесное воинство. Рассказы о чудесах. Отсутствует

хоть он и был моим духовником.

      Когда пришел отец Георгий, я все еще лежал без чувств. Он посидел, посидел и ушел. Через полчаса после его ухода я опомнился. Ребята опять привезли отца Георгия. Но лишь только он переступил через порог избы, меня опять стало ломать, и я опять потерял сознание. Отец Георгий опять ушел. Это повторялось со мной шесть раз. Тогда уже все одумались и сказали, что это не простая болезнь, а наказание Божие, и послали за отцом Василием. Пришел батюшка. Мои приятели упали перед ним на колени и рассказали ему о том, что случилось. Я был в сознании.

      «То-то, ребятушки, – сказал отец Василий, – я говорил вам: не пейте много вина! – Потом, положив три земных поклона, прибавил: – Простите меня, и я вас во всем прощаю!» Затем он исповедовал меня и приобщил Святых Христовых Тайн. И мне сразу стало легче, а через две недели я был совершенно здоров. Только знаки кары Божией на моем лице остались для вразумления православных. Теперь видите, ваше благородие, отчего у меня такое страшное лицо: это за смех над духовником! Так Господь наказал меня. Не дай, Господи, осуждать и пересмеивать пастырей Церкви, а тем более духовников!

      И. Крамской. «Молитва Моисея»

      Небесное воинство

      Москва успокаивается, готовясь к светлой заутрене. Закрыты лавки, народ спрятался в домах. На притихший город, на его «семь холмов», спускается та таинственная ночь, которая принесла миру обновление. Тихо-тихо все над Москвой под надвигающимися крылами этой ночи. Заперты еще церкви, не горят вокруг них огни. И прежде чем встрепенется живая земная Москва, навстречу Воскресающему Христу поднимается другая, вековечная, Москва.

      Из запертых соборов, из окрестных монастырей поднимаются нетленные создатели Москвы. И прежде всех из своей раки в Даниловском монастыре поднимается святой благоверный князь Даниил Александрович Московский.

      Святой благоверный князь Даниил Московский. Икона рубежа XVII–XVIII вв.

      Тихо двигается он, покрытый схимой, смиренной поступью инока по пустынным улицам Замоскворечья, переходит мосты и вступает в

      Кремль. Молится на золоченные им соборы Спаса на Бору и Архангельский, и широко отворяются перед ним двери собора.

      – Здравствуйте, – говорит он, вступая в усыпальницу потомков, – благоверные великие князья Московские, здравствуйте, цари великие, Большая и Малая Россия Казанского, Сибирского, Астраханского царств!

      И на зов князя-схимника отверзаются древние гробы. Встает со светлым лицом его сын, Иоанн Даниилович Калита, встает тем же милостивым, нищелюбивым. Встает сын Калиты Иоанн Иоаннович Кроткий, и внук Димитрий Иоаннович Донской и другие князья: Василий, державные суровые Иоанны, благочестивый Феодор Иоаннович и восьмилетний мученик царевич Димитрий.

      Все они встают из гробов под схимами, покрывающими их светлые великокняжеские и царские золотые одежды и венцы, и молча приветствуют друг друга поклонами, собираясь вокруг своего прародителя и первоначальника Москвы