Голос Незримого. Том 1. Любовь Столица

долгие и долгие года

      Я шла от городов – сосредоточий

      Людей и золота, болезней и труда.

      Плясали лоскуты моей одежды,

      И волочился шлейф, когда-то голубой…

      Искала рай. Как шелк, рвались надежды! —

      Всё призрак яростный я зрела за собой.

      Взгляд вспять – и колокольни, башни, трубы,

      Как обгорелый лес на алых небесах!

      Мне чудились соближенные губы

      И кулаки, и даже стрелки на часах!

      Вот склеп для тел бессильных – фермы, стекла!

      Вот бельма безрассветной ночи – фонари!

      Остолбенев, я стынула и мокла,

      Бездомный взор оковывал мираж зари.

      А толпы вились по большой дороге,

      Глумясь над нищенкой в изорванных шелках —

      Уверенно мелькали мимо ноги

      В тяжелых башмаках, в малиновых чулках.

      Брели старухи с серыми холстами,

      Где немудреные расшились петушки,

      Шли кустари, тая под берестами

      Расцветную посуду, ложки и коньки,

      Крестьянки юные бежали с розой,

      С кувшином глиняным… Ждут жертвы города!

      И облаки зеленые – обозы,

      Кренясь размеренно, ползли туда, туда…

      Назад опустошенные телеги

      Гремели, бешенством людей заражены,

      И юноши в преступной, пьяной неге

      Дремали – повторяли огненные сны,

      Клюка старух горбатилась плачевней,

      А девушки не возвращались уж назад…

      Оскудевали житницы деревни —

      Всё поглощали пасти каменных громад!

      И шла я вновь утра, и дни, и ночи, —

      Быть может, долгие и долгие года…

      Плясала тень когда-то синих клочий,

      Сандалии топила талая вода.

      И выплывали давние виденья:

      Страна обильных пастбищ, рек и тучных нив,

      Во мху соломоверхие селенья,

      Смолистых, прелых дуновений перелив…

      В часы горючих солнечных пригревов —

      Чреда веселых и разымчивых работ,

      Разброс и холя голубых посевов

      И летов мерный и безбольный оборот.

      По вечерам – служения на взгорьях,

      Где гулкий ключ украли золотá люцерн,

      Четы любовников на цветоморьях,

      Забавы дев и отроков – что пляска серн!

      И Бог – огромный, вмирный, изобильный

      И близкий, как земля, и дальний, как лазурь…

      То – Пахарь с бородою сребропыльной,

      То – голубой Орел – Творец вселенских бурь!

      Так шла я ночью светоносной, вешней,

      Теряя в ней, неверно-светлой, узкий путь…

      Я помню топь, высокие скворешни

      И кочку, где пришлось мне глубоко заснуть.

      И небо наклонилось надо мною,

      Как древнее голубоокое Лицо,

      А тело слилось с грудью земляною,

      Разжавши рук ее морщинистых кольцо.

2

      Утро зареет. Веди меня, посох!..

      Что это?! Волны – машинные ль гулы?

      Сизые дымы – дубравы ли в росах?..

      В страхе упала я, вежды сомкнула —

      Длю мимолетной возможности счастье…

      Раз еще глянуть – восторг свой нарушить!

      Стану