Голос Незримого. Том 1. Любовь Столица

сентября 1907

      РУСЬ

      Борису Зайцеву

      Я отрясаю твой прах, о город!

      От горсти камней умчусь в страну,

      Где жжет великий славянский холод,

      Где в снегодольях я затону…

      Восток, и запад, и юг, и север,

      И путь, и небо – всё, всё бело,

      Лишь розовеет деревьев веер,

      Лишь голубеет озер стекло.

      Берлоги – пущи – холмы – селенья,

      Юнак румяный и рыжий лис

      Встают в мгновенье… лишь на мгновенье…

      И пролетают… и унеслись…

      Зажаты вожжи рукой могучей,

      Развился кнут мой в нещадный взмах —

      И закатился возок летучий

      В душистых сеном, цветных коврах…

      Расторглись цепи былого плена!

      И, белый, в белом пропал мой конь.

      Всё глубже, глубже, в Русь – по колена!

      Дух занимает ветров огонь!

      Простор вьюжится, поет и плачет,

      И щиплет смехом, и стелет грусть…

      А конь играет – играет, скачет.

      О гибель в шири! Я сгину – пусть!..

      Престольный праздник. Село гуляет.

      Веселье пляшет во мгле пустынь.

      Визжат запевы, собаки лают —

      Дух буйств взметнулся высоко, в синь.

      В затоне сонном, где тлеет прорубь,

      Кружат, топочут – там хоровод.

      И, вспугнут, кружит над кругом голубь,

      Под кругом бьется хрустальный лед.

      Одежд зеленых и алых складки

      Вихрь плясовицы вскрутил, раздул…

      Как беззаветен разлет присядки!

      Как ненасытен сердец разгул!

      И так протяжно – гульливо – важно

      Поет гармоньи мятежный зов…

      И давит мышцы прилив отважный!

      И мысль бунтует в хмелю голов!

      К ночи исходит слезой веселье…

      Замучат звезды подснежный мир,

      Узнает каждый души похмелье —

      Тогда откроет врата трактир.

      И снова выпьют. И снова пляшут

      Под трепет стекол и половиц,

      Как дети, плачут, руками машут,

      Прощенья просят, упавши ниц.

      Иль, спрятав кудри на женской груди,

      Целуют, шепчут… О чем, о чем?

      Как убаюкать тоску о чуде

      Горячим, алым, лукавым ртом?!

      А с гневной церкви зовут к вечерне.

      Там слез лампады нальет канон —

      Там зарыдают еще безмерней,

      За грех хотенья кладя поклон.

      И бунт великий вдруг умирает…

      И тишь спадает, и снег – окрест.

      Лишь где-то дикий призыв играет,

      Запорошенных страша невест.

      Луна голубит из-за околиц

      В снеговой люльке сон горемык

      Да запоздалой из богомолиц

      Строгоочитый прекрасный лик…

      Как ты богата, страна родная!

      Алмазов россыпь – твой кругозор,

      В ковше метельном не вижу дна я,

      Как сечь оружьем, певуч простор!

      Как ты богата безбрежным гиком

      И дробным метом шальных подков,

      Горюньей-песней, кудрявым ликом, —

      Раскатом жизни твоих сынов!

      И