Хорошие деньги. Александр Сергеевич Донских

так, точно хоронишь! Не пропащий я человек! Понимаешь, я хочу жить по-другому. По-дру-го-му. Я не желаю всю жизнь, как мои предки, биться за копейку. И не желаю прогибаться перед всякими фраерами, как моя сестрица, чтобы жить-поживать сытнёхонько. Теперь я знаю: твои деньги – твоя свобода. Нет у тебя капиталов, ты – раб, ничто, плесень. Любой тебя унизит, разотрёт, пережуёт и выплюнет. Пойми, Саша: высшая свобода в деньгах.

      – Высшая? – отчего-то шепнулось, словно бы в испуге, Саше.

      – Не маленькая, – покровительственно усмехнулся Василий, полыхая щёками, горя глазами. – Хочу заработать много-много денег, привезти маме, положить перед ней и сказать: «Теперь ты, мама, счастливая». А потом ещё заработаю, заявлюсь к сестрице и скажу ей: «Бери, Наташка, сколько надо тебе, но живи с тем, кого любишь». Короче, я уезжаю на севера, на самые-самые крайние, – горделиво и задиристо прибавил он, уже явно щеголяя и «северами», и «самыми-самыми крайними».

      – Уезжаешь? На Север? – будто внезапно почувствовав озноб, зачем-то ужалась плечами и втянула шею Саша.

      – Да, уезжаю! Рискну. Появятся деньги – заживём, наконец-то! В нашей чахлой Покровке, на этом чёртовом лесозаводе, на котором мама и отец чуть не загнулись, на коровьей ферме или ещё где, надо тянуться из года в год, а на северах – большие деньги сразу. Сразу. Много. Очень много.

      – Но ты же хотел пойти в девятый класс. Сам вчера говорил мне, что после десятого поступишь в институт.

      – И институт – увидишь! – закончу, а сейчас главное – деньги. Деньги, деньги… чёрт бы их побрал! Я выкарабкаюсь – вот увидите все.

      – Не уезжай, не надо, Вася.

      – Надо, Саша, надо, – хохотнул Василий, вспомнив слова из прославленной кинокомедии, в которой один из героев, так приговаривая, сёк розгами другого.

      Василию недавно исполнилось шестнадцать, и поэтому ему казалось – он сможет преодолеть непреодолимое, победить непобедимое, достичь недостижимое. Да он всего, чего угодно, добьётся, стоит ему захотеть. А он захотел, и он – разве не видите? – уже решился. И никто и ничто его не задержат, не остановят. Слышите? Лучше расступитесь!

      – Мне страшно за тебя, Вася. Ты запутаешься и… и… пропадёшь! – порывом схватила она его за руку.

      В душе Василия неожиданно вздрогнуло, смешалось, и он не сразу разобрался, что очнулась она, уже знакомая ему, – нежность. Однако – странно и обидно даже: ведь нежность, а стало больно, тоскливо и тревожно.

      Надо же: она, кажется, сказала, что он запутается и пропадёт!

      – А ну вас всех!.. – с несоразмерным усилием отдёрнулся он от Саши, будто его держало много людей и будто он боялся, что не состоится замышленное им.

      Состоялось. Как не упрашивала или не сердилась до гнева мать, как не уговаривала или не отмалчивалась печально Саша, через несколько искромётных, бегучих, нетерпеливых недель он улетел на Крайний Север с Николаем Дунаевым; тот оплатил его дорожные расходы и ещё дал денег на первое время. Василий уже был влюблён в неведомый ему Север,