Паркер Джонс, помоги. Мария Игоревна Чинихина

у всех ломанные. Изогнутые дугой зарисовки, сыгранные задом–наперед. И голоса электронные. Как будто один певец на сотню проектов.

      – Макс, а ты споешь в ДК мою любимую…

      Лера перебила его специально. Она не выносила, когда Пака критикуют.

      – Спою, – дрогнувшим голосом ответил Максим. – Если ты хочешь.

      – И четвертый альбом Пака сразу, как выйдет, мне купишь?

      – Куплю, – без раздумий ответил Максим, и Лера впервые за вечер улыбнулась. – Тогда и ты обещай мне одну вещь.

      – Какую? – насторожилась Лера.

      – Что сходим в загс и подадим заявление.

      Нет, хотела ответить Лера. Но потом вспомнила о полосках на тесте, вспомнила мента и как Олег шарил по его бедру. Она поняла, что теперь ей тошно. И противно. И что она злится на Олега. Это Олег играл ее чувствами, это Олег внимания на нее не обращал с того самого дня. Даже привет утром не сказал. Просто прошел мимо. А Максим смотрел на нее тепло. И глаза его светились, и говорил он вполне разумно:

      – Чиф, отец Славика, человек состоятельный. Обещает нам помогать. Финансово. Группа раскрутится. И я смогу прилично зарабатывать…

      – Я согласна.

      Лера перебила Максима на полуслове и позволила ему себя обнять. Он обрадовался, а она не сдержалась и зарыдала, едва повисла на таком надежном плече.

      На концерте Максима в ДК время остановилось. Замерло. Самые важные картины из жизни Леры пронеслись у нее перед глазами. Вялые тюльпаны Олега, его обнаженные плечи в комнатных сумерках и побег из его квартиры. Призрак Пака, скользящий ледяной тенью по стенам кирпичных пятиэтажек. Появляться он стал намного чаще. Преследовал. Никогда не говорил с ней. Но смотрел пристально и тревожно. Максим на сцене. Он не спел ту самую. Соврал. Но Лера не злилась на него. Он спел другое. Что–то про звезды и солнце. К словам она не прислушивалась. Музыка. Вот что захватило ее воображение. Барабаны. Она любила, когда их не заглушают. И гитара. Призрачной струей лилась мелодия Максима и настолько ее очаровала, что впервые Лера задумалась о написании письма. Не Максиму. И не Олегу. А… Паркеру Джонсу.

      «Привет, Пак. Это снова я. Лера. Я пишу тебе, потому что не знаю, кому еще выговориться. Рассказать. Ты далеко от меня сейчас, где–то в Латинской Америке гастролируешь. Или в Уэльсе записываешь вокал, как сказал мне Максим. Я не знаю. По телевизору мало о тебе говорят. Все об «Иванушках» да о группе «Звери».

      Но вчера у Макса в репетиционной, в свалке старых пластинок на усилителе, я нашла англоязычный журнал. Весь помятый. Последние страницы выдраны, а обложка вся в пятнах и кофейных кругах…

      Мне все равно, Пак. Главное, что твое интервью на месте. И я перечитала текст несколько раз. Фотографий не было, но я и без них смогла представить тебя сидящим в элегантной гостиной. При приглушенном свете фарфоровых ламп. Как ты, веселый и довольный, рассказываешь стильно одетому журналисту о записи