Истины нет. Максим Валерьевич Ефимкин

словно камни на мостовой, и понял, что несколько раз провел рукой по серебряной тропе, но никаких разрывов, даже мерцания или помутнения он не заметил. И рука ничего, кроме камня, не ощутила. И это единственное, что у него осталось. Ощущать под ногами чуть прохладную землю. Землю, к которой он хотел прижаться всем телом и не сдвинуться больше ни на локоть, но он знал, что расплата последует незамедлительно, и он больше не сможет противиться этому. Сколько раз уже он пробовал развернуться, сойти с тропы, впиться руками в землю, не желая продолжать путь? Пять? Или десять? Больше он не сможет терпеть это. Умереть ему не дадут. Это он понял, когда в последний раз особенно долго, плача и рыча, кусая землю, вырывая невидимые когти из груди, пытаясь выскользнуть из несуществующего «ведьминого кресла», утирая кровавую пену с уголков губ, хотел дать затерзать себя до смерти. Но смерть не пришла даже тогда, кода он почувствовал, будто его сажают на кол и раздирают пополам. Она забыла о нем.

      Вскоре Илур попытался представить, что случится в конце пути: увидит ли он что-нибудь, кроме этой омерзительной и мерцающей, даже если закрыть глаза ладонями, тропы? Или он просто упадет в мрачную яму, где его встретит сам Нечистый или доверит своим прислужникам разобраться с ним по своему разумению? Или, как рассказывают святые люди, в конце будет туннель и свет? Только свет у людей, идущих Ввысь, —никак не у него. Проклятого и идущего в Радастан. Может, вместо света будет огонь? Или сплошная темнота? Но тогда он не увидит ничего до самого последнего момента? Или не увидит ничего никогда? Так и будут его истязать, применяя пытки, которыми он так любил вырывать признание у еретиков и замешанных в ведовстве? А вдруг он уже идет дорогой Радастана, и эта пытка и есть наказание? Несомненно, так оно и есть! Пытка в том, чтобы вечно идти. Конечно же! Так он и сделает. Это не сложно. Шаг, другой. Усталости не чувствуется. Третий, четвертый. Викарий сам не заметил, как уверенно раздались его плечи, гордо выкатилась грудь, шаги стали четче, быстрее. И на тело накатили неожиданная легкость и блаженство. Хотелось бежать. И он побежал так, словно у него были туфли с ангельскими крыльями, совсем как у древних богов на фресках.

      Словно птица, взлетевшая выше самых высоких гор и потерявшая крылья, ощутил себя Илур, когда перед ним выросли врата Радастана. Кругом все та же чернота, куда ни поверни пустые глазницы, под ногами серебряная нить, и впереди они. Тяжелые двери переливались всеми оттенками красного – от темно-бордового до нежно-розового. Илур закричал от ужаса и услышал свой вопль: обе створки громадных ворот, в несколько раз больших, нежели все виденные им до сего времени, состояли из голых тел мужчин, женщин, зверья и невиданных существ. Некоторым туловищам не хватало рук и ног, некоторым головам – туловищ. Они переплетались неразрывно и кричали друг на друга, если было чем, душили, если было чем, многие сношались, облизывали друг друга черными языками. Отрубленные руки сами находили груди и промежности, стискивали и хватали их.