Истины нет. Максим Валерьевич Ефимкин

умения при стрельбе из него не требовалось и им мог воспользоваться даже самый убогий и криворукий простолюдин. А обученный уберденский лучник способен выпустить втрое больше стрел из тяжелого лука и поразить мишень на расстоянии в триста, а то и триста пятьдесят шагов. Только вот сделать это может действительно опытный и умелый воин. Поэтому Лесли, несмотря на негодование и сопротивление некоторых командиров, приверженных традициям, сумел убедить генерала Кушега в необходимости ввести арбалет в стандартную экипировку «Городских псов», патрулирующих стены. Капитан скривил уголки губ: он бы не отказался сейчас от арбалета с парой десятков болтов.

      Повозки, скрипя нагруженными осями, проехали мимо. Лесли облегченно выдохнул: скорее всего, его не увидели. Тропа тропой, слухи слухами, но купцы все-таки больше верили в реальную стражу, нежели в какие-то Высшие Силы, охраняющие их покой на дороге. И иногда помимо обычной охраны впереди находился выездной. Опытный зоркий разведчик, который заметил бы Лесли задолго до того, как сам Лесли увидел огни торговца. В этот раз такого не было. Иначе тройка-другая решительных молодцев уже бы обстреляли ель. Береженого Небо бережет, как говорится.

      Лесли подождал, пока огни не скроются в низине, и, пригнувшись к самой шее лошади, протаранил плотный, как стена, ельник, чертыхнулся оттого, что ель напоследок угостила его хорошим шлепком по затылку, и снова пустил коня широкой рысью. За ночь необходимо во что бы то ни стало добраться до конной станции.

      9.

      Тянуло сыростью. Старые стены пахли гнилью и плесенью. Редкие чадящие факелы еле-еле освещали длинный коридор, в конце которого Волдорта ждала распахнутая деревянная дверь с бронзовым засовом. Священник ожидал увидеть комнату с многочисленными каменными мешками, но это было тусклое помещение с единственной ржавой решеткой в полу. Еще тут же стояли два деревянных топчана с прохудившимися матрацами, из которых во все стороны, словно непослушные волосы на голове уличного мальчонки, торчала подгнившая и потемневшая солома. Между ними – бочка, к которой приколочены несколько досок, заменявших стол. На этом столе стояли две жестяные кружки да лежали несколько постных рыбин в глиняной миске с отколотым краем, рядом, прямо на досках, – полбуханки двухдневного хлеба, большая початая головка репчатого лука и три морковки. Из стены напротив сочилась тонкая струйка воды в деревянный желобок, пробегала по нему и терялась в выдолбленном стоке. Посверкивающий ручеек казался единственным источником радости и жизни в этих тяжелых каменных стенах.

      На топчане сидел худющий мужик с небритой седой щетиной и большими бесцветными рыбьими глазами. Второй, под стать первому, но моложе и с более разумным взглядом, замер где-то на полпути от желобка с водой до стола-бочки. Он крепко сжимал в руках глиняный кувшин, очевидно, с набранной водой.

      – Одиночная камера для еретика, – повелительно произнес Хэйл.

      Мужики