Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена. Эдвард Джордж Бульвер-Литтон

из камня. А его сердце… Кто в наш более счастливый век способен представить себе муки и смятение этого сердца?!

      – Можно войти? – спросил нежный голос. – Твоя хозяйка дома?

      Раб равнодушно махнул рукой, но пришедшая не видела этого, она робко повторила свой вопрос чуть погромче.

      – Я же тебе сказал! – проговорил привратник с раздражением. – Входи!

      – Спасибо, – произнес жалобный голос, и только тогда раб, подняв голову, узнал слепую Нидию.

      В горе человек всегда сочувствует чужому несчастью. Раб встал, провел ее до другой лестницы (которая вела вниз, в комнаты Юлии), а там, позвав служанку, передал ей слепую девушку.

      Глава IV. Покои помпейской красавицы. Важный разговор между Юлией и Нидией

      Пленительная Юлия сидела в своей комнате, окруженная рабынями. Эта комната, как и примыкавшая к ней спальня, хоть и маленькая, все же была гораздо больше обычных спален, почти всегда таких крохотных, что те, кто их не видел, едва ли могут хоть отдаленно представить себе каморки, в которых помпеянам, как видно, нравилось проводить ночь. В сущности, «кровать» не играла у древних ту важную роль в доме, что у нас. Само ложе походило на очень узкую и короткую кушетку и было такое легкое, что его можно было без помощи рабов передвигать с места на место; наверняка его часто переносили из комнаты в комнату по прихоти хозяина или в зависимости от времени года, потому что в Помпеях те комнаты, где жили в одни месяцы, совершенно пустовали в другие. Кроме того, италийцы в те времена избегали слишком яркого дневного света. Их темные комнаты (как думали сначала – результат плохой планировки) были специально на это рассчитаны. В портиках и садах желающие могли наслаждаться солнцем, а внутри домов они искали тени и прохлады.

      Юлия в это время года жила внизу, под парадными покоями. Ее комнаты окнами выходили в сад. Утренний свет проникал сюда лишь через застекленную дверь, и все же глаза Юлии, привыкшие к полумраку, прекрасно видели, какой цвет ей больше к лицу, какой оттенок нежных румян придает больше всего блеска ее темным глазам и свежести – щекам.

      На столике перед ней стояло круглое зеркальце из гладко отполированной стали, а вокруг в строгом порядке были разложены притирания и мази, духи и краски, драгоценности и гребни, ленты и золотые булавки, с помощью которых искусство и капризная мода должны были сделать еще ослепительней ее природную красоту. В полумраке комнаты ярко сверкали живые и разнообразные фрески в помпейском вкусе. У столика, под ногами у Юлии, лежал восточный ковер. Рядом, на другом столике, были серебряный таз с кувшином, погашенный светильник в виде изящной фигурки Купидона, отдыхающего под сенью миртового дерева, и маленький свиток папируса с нежнейшими элегиями Тибулла. На двери, которая вела в спальню, висела занавеска, пышно расшитая золотыми цветами. Таковы были покои красавицы восемнадцать столетий назад.

      Прекрасная Юлия лениво откинулась на своем сиденье, а цирюльник тем временем возводил у