Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена. Эдвард Джордж Бульвер-Литтон

в твоем присутствии, почтенный Панса, – возразил Клодий, встряхивая стаканчик с костями. – Твое присутствие отменяет все запреты. Ведь пагубна не сама игра, а злоупотребление ею.

      – Какая мудрость! – пробормотала его «тень».

      – Так уж и быть, я отвернусь, – сказал эдил.

      – Подожди, любезный Панса, сначала выпьем, – сказал Главк.

      Клодий неохотно согласился и зевнул, скрывая свою досаду.

      – «Пасть раскрыл на золото», – прошептал Лепид, цитируя «Клад» Плавта[61].

      – «Знаю я полипов этих: тронут чуть и держат уж», – подхватил Саллюстий словами из той же комедии.

      На столе появилась третья перемена блюд – всевозможные фрукты, орехи, сласти, пироги и всякие лакомства в самых разнообразных и причудливых формах; вино, которое рабы до сих пор разливали, обходя гостей, теперь поставили на стол в больших стеклянных кувшинах, и на каждом была наклейка, свидетельствовавшая о возрасте и качестве содержимого.

      – Отведай лесбосского, мой милый Панса, – сказал Саллюстий. – Отличное вино.

      – Это вино не очень старое, – сказал Главк, – зато лоза созревает быстро благодаря пламени Вулкана.

      – Замечательно! – сказал Панса. – Но, пожалуй, его букет слишком пряный.

      – Какая красивая чаша! – воскликнул Клодий, беря одну из хрустальных чаш, ручки которой, выдвинутые в виде змей, по излюбленной в Помпеях моде, были усыпаны драгоценными камнями.

      – Не откажи принять ее, – сказал Главк, снимая с пальца дорогое кольцо и вешая его на ручку чаши, – вместе вот с этим кольцом, мой милый Клодий. Да ниспошлют тебе боги здоровье и благополучие, чтобы ты мог долго и часто наполнять ее до краев!

      – Ты так щедр, Главк! – сказал игрок, передавая чашу своему рабу. – Твоя любовь ко мне придает этой чаше двойную цену.

      – Пью за Граций[62]! – провозгласил Панса, трижды осушая свою чашу.

      Гости последовали его примеру.

      – Мы не избрали симпосиарха! – воскликнул Саллюстий.

      – Что ж, бросим кости, – сказал Клодий, тряхнув стаканчик.

      – Нет! – воскликнул Главк. – Нам не нужен холодный и всем надоевший симпосиарх, этот царь на пиру. Разве римляне не отреклись от повиновения царям? Неужели мы поступимся свободою предков? Эй, музыканты, сыграйте песню, которую я недавно сочинил, там есть стих про это.

      Музыканты заиграли бурную ионийскую мелодию, и молодые голоса запели по-гречески…

      Выслушав песню, все громко захлопали. Ведь в гостях у автора стихи всегда кажутся изумительными.

      – Это в истинно греческом духе, – сказал Лепид. – Со звучностью и силой греческого языка не может соперничать римская поэзия.

      – И в самом деле, как это не похоже на смиренную простоту оды Горация, которую мы только что слышали! – сказал Клодий, пряча усмешку. – Ионийская мелодия прекрасна. Кстати, это слово напомнило мне тост, который я хотел вам предложить. Друзья, выпьем за прекрасную Иону!

      – Иона – греческое имя, – сказал Главк тихо. – Я с радостью пью за нее. Но кто она?

      – Ах

61

Плавт Тит Макций (ок. 250–184 годы до н. э.) – крупнейший римский драматург-комедиограф.

62

Гра́ции (у греков Хариты) – три богини радости и красоты. Эвфроси́на (радость), Тали́я (Изобилие) и Агла́я (Краса).