На суше и на море. Игорь Подгурский

его старику.

      – Это «Око Света». Его держал в руках Будда, если верить Конан Дойлу…

      – Кому? – уточнил отставной чиновник.

      – Неважно, – поморщился Скуратов. – Все неважно. Но обмен равноценен.

      Почтенный Сергей Львович Волокос решительно встал из-за стола и вышел в коридор. Вернулся он быстро, сжимая в подрагивающих руках вожделенный кокошник.

      – Я нашел его в возу с сеном, когда таскал вашей лошадке воду, – вздохнул старик. – Я не знаю и не хочу знать ваших дел, но обмен равноценен. Про «Око Света» я читал в жизнеописаниях Будды. Берите камень, ваше сиясь, берите, пока я не передумал.

      Скуратов ловко подковырнул камешек, и аметист тотчас выпал из оправы в его широкую ладонь.

      – Прощай, отец, – Малюта дружески расцеловал директора музея в мясистые щеки. – Что-то подсказывает мне, что мы больше не увидимся.

      Старик всхлипнул и, перекрестив Скуратова, отвернулся и начал судорожно протирать пенсне. Потом проводил до двери и долго махал ему вслед влажным от слез платком. Глаза его были печальны, близоруки и мудры.

      Выезжая час спустя из города на отъевшейся за неделю кобыле, Скуратов встретил полицмейстера.

      – Граф, – смущенно склонил голову Бушин. – Вот рапорт, о котором вы изволили говорить. Полагаю в нем, что экономические преступления есть государству сугубо вреднющие, а потому следовало бы учредить и должности по их пресечению соответственные. И фонды не урезать. Ежели крестьянин от голодухи какой мешок картошки спер – оно, конечно, плохо. А вот ежели заводчик какой заказ на сапоги получил, да сырье спер, а сапоги те из гнилья стачал? Это ж не в пример трагедия… А вор – он в тюрьме сидеть должен, а не в сенате.

      – Вор должен сидеть в тюрьме, – подтвердил Скуратов, пожимая руку полицмейстеру.

      Тот слегка поморщился и через силу улыбнулся.

      – Я сделал вам больно? – удивился Малюта.

      – Пустое, – успокоил капитана Бушин. – В Накипелове следствие проводил.

      – А что там? – слегка заинтересовался Скуратов, делая знак Садко, чтобы тот придержал баловавшую лошадь.

      – Мужики местные повесили пастуха. За попытку подстрекательства к бунту, мятежное поведение и за то, что в поле у коров молоко сцеживал.

      – Похвально, – почесал в затылке Скуратов. – Вы, в сущности, хорошо воспитываете окрестное население, сударь. С таким народом бунту не бывать. Суд Линча, конечно, не наш метод, но верноподданнические настроения поощрять следует. Да-с… Трогай!

      – Так-то оно так, – почесал затылок полицмейстер, провожая отъезжающего графа-инкогнито грустным взглядом и разворачивая коня. – Только и был-то у меня один информатор на весь уезд. И того лишился… На рыбалочку сходить, что ли?

* * *

      – Как же-с, как же-с, – проводив Скуратова до двери, по крутой лестнице, тяжело отдуваясь, вернулся в свою заваленную рухлядью комнатку отставной чиновник и пламенный любитель древностей Сергей Львович Волокос.

      Старик грустил и печально вздыхал.

      – Хитрец!.. Учрежденья