.

мы делаем это в какой-то степени, и в современных взаимоотношениях нарциссизм стал чем-то вроде эпидемии. Это противоположность любви к себе, это значит, быть пойманным в ловушку внутри собственного «я».

      Дэвид не только не был способен видеть других – ему нужно было еще и быть лучше их. Нарциссизм такого рода – это чувство «я», выстроенное вокруг потребности быть особенным или превосходить других. Все окружающие рассматриваются в контексте иерархии. Они либо ниже тебя, либо выше, и в мозгу идет постоянный вычислительный процесс сравнения. Главенствуют императивы: я должен быть богаче, или красивее, или лучше других в том, чем занимаюсь.

      Даже если такой нарцисс добивается больших успехов в реальной жизни, он пребывает в мире иллюзий, поскольку стремление к принятию, которое лежит в основе его усилий, никогда не удовлетворяется (какая ирония!); если он добивается этого воображаемого превосходства, то в действительности отделяет себя от других.

      Все мы в отношениях грешим некоторой долей нарциссизма, даже я в своих собственных романтических любовных фантазиях: я тоже объективировала мужчин, только они были для меня не сексуальными объектами, а объектами моей любви.

      Отчасти проблема Дэвида заключалась в том, что, когда эго человека раздувается так легко (это нередко бывает у успешных мужчин вроде него), удовольствие от его «подкармливания» может стать настолько сильным подкреплением, что останавливаться просто не хочется. Я сознавала, что Дэвид даже не в состоянии оценить то, что у него имеются вполне удовлетворительные отношения с Никки. Мне необходимо было заставить его выяснить, почему у него есть потребность ежевечерне отправляться на охоту за женщинами.

      Нарциссизм Дэвида был его мощной и безопасной крепостью. Мне надо было проникнуть внутрь ее стен. На этот раз – гораздо более мягко.

* * *

      – Я надеюсь, что вы понимаете: я задаю непростые вопросы для того, чтобы помочь вам исследовать себя, – сказала я в начале нашей следующей встречи. Мы продолжали разговор о Никки.

      – Я к этому не привык, – отозвался Дэвид, ссутулившись. – Я чувствую себя беззащитным, и мне это очень не нравится. Я предпочел бы сохранять контроль.

      – Вы говорите, что любите Никки, но как на самом деле эта любовь ощущается в вашем теле, когда вы вместе?

      – Не знаю, – вздохнул он. – Она где-то здесь. – Дэвид обвел ладонью пустое пространство перед своей головой.

      Для Дэвида любовь была абстрактной концепцией без всякого внутреннего компонента. Любовь была развоплощенной. Я уже сталкивалась с этим прежде, и эта мысль тревожила меня: почему людям так трудно ощущать любовь?

      – Возможно ли, что ваша потребность контролировать отношения и избегать уязвимости блокирует вашу способность ощущать любовь? – предположила я.

      – Что вы имеете в виду? Я же люблю свою подругу!

      – Тогда вы знаете, что такое любовь.

      – Ну, я…

      Дэвид