Мужчины на моей кушетке. Брэнди Энглер

какой-нибудь едкой репликой или развернуться и уйти прочь, как сделала бы, встретив Дэвида в баре. Я – психотерапевт. Мне положено помогать людям. Я знала, что для качественной терапии полагается прибегать к эмпатии… Вот только никакой эмпатии я не ощущала.

      Я понимала, что мне необходимо контролировать свой контрперенос – так на психологическом жаргоне называется персональная реакция психотерапевта. Психотерапевт должен сознавать, какие из его личных проблем подвергаются провокации в процессе общения, чтобы не реагировать на проблемы пациента собственными. Иными словами, во время сеанса я должна осознавать, что здесь – мое, а что – пациента, ибо у всех терапевтов есть свои комплексы, которые способен вытащить наружу пациент. Как и любой терапевт, я должна понимать эту разницу и постоянно ее отслеживать.

      Оставшееся от сеанса с Дэвидом время я потратила на определение его сексуального статуса – это стандартный оценочный инструмент первого сеанса, который обеспечивает моментальный снимок (или, скорее, мини-фильм) самого недавнего сексуального взаимодействия. Я хотела знать, кто выступил инициатором секса, какого рода прелюдия имела место, какие применялись позиции, какова плотность визуального контакта и какие мысли и эмоции переживал Дэвид. Я также расспросила его о занятиях мастурбацией и конкретном образном содержании его фантазий.

      Я обнаружила, что из сексуального поведения мужчины можно выявить огромное количество информации о его личности и эмоциональных потребностях. Я могу получить представление о его способности любить, самооценке, уровне амбициозности, личной силе и даже о проблемах, берущих начало в его детстве. Секс – это микрокосм «я».

      Поначалу мне было немного неловко задавать такие вопросы. Я испытывала некоторое смущение даже тогда, когда меня называли секс-терапевтом. Я избрала для себя изучение сексуальности с аналитической точки зрения, но благодаря моему консервативному воспитанию живописная прямота, необходимая для обсуждения секса, по-прежнему легко вгоняла меня в краску.

      К примеру, я обнаружила, что избегаю слова «трахаться», говоря вместо него «заниматься любовью». И не потому, что у меня вызывала чувство дискомфорта собственная сексуальность; дело в том, что я была воспитана в обстановке и этикете американского Юга. Мы просто так разговариваем – вежливыми эвфемизмами. Моя мама всегда напоминала мне, что важно «вести себя как леди» и что я происхожу из рода очень приличных и добродетельных женщин – таких, которые даже посуду моют в длинных платьях и жемчугах.

* * *

      Когда Дэвид ушел, я провела предварительную оценку. Мне казалось, что, несмотря на браваду, его реакции были отягощены застенчивостью, страхами и склонностью к соперничеству.

      Для меня препятствием к терапии Дэвида было то, что этот стиль личных контактов стал частью его индивидуальности, а когда патология пациента становится важной стороной его личности, ему очень трудно