33 мушкетера и Жемчужина Дао. Александр Клыгин

адресованное Лесли Нильсену.

      «Е-мое, – подумал Рошфор. – Если уж за мной гоняются мушкетеры, тогда плохи мои дела».

      И все же Рошфор распечатал письмо, надеясь узнать что-то полезное для себя. Однако ничего полезного он не узнал, ибо бодхисаттва де Гарньер, знакомый с пророчествами лорда Дюмона, написал следующее:

      Сенцею королевских мушкетеров

      Лесли Нильсену

      от бодхисаттвы де Гарньера,

      главы Марсельской дзенской общины

      Шалтай-болтай сидел на стене,

      Шалтай-болтай свалился во сне,

      Все тридцать три мушкетера,

      Вся королевская рать

      Не смогут Шалтая-болтая собрать.

      Привет лорду Дюмону! Если он это читает, значит, у нас очередной промах.

      Бодхисаттва де Гарньер.

      «Черт побери, это, наверное, какой-то шифр, – подумал Рошфор, запихивая письмо в карман и выходя из комнаты д’Артаньяна. – Пора отсюда сматываться. Если Нильсен прислал за мной одного, скоро здесь будут и остальные тридцать. Наверняка этот придурок должен был меня отвлекать. Смываюсь отсюда!»

      И Рошфор поспешил уехать. Настолько поспешил, что даже забыл оплатить счет.

      Как д’Артаньян искал письмо, но не нашел

      Д«Артаньяна откачали на следующий день – хозяину гостиницы не терпелось содрать с кого-нибудь деньги, которые он не взял с Рошфора. А самым близким к Рошфору человеком оказался именно д’Артаньян: за два дня своего пребывания в гостинице Рошфор больше ни с кем не разговаривал и не дрался. Поэтому, когда д’Артаньян проснулся, первым, что он увидел, был счет, которым хозяин гостиницы размахивал перед носом нашего героя. Увидев сумму в счете, д’Артаньян снова отключился на пару часов. Его привел в чувство только запах обеда.

      Отобедав, д’Артаньян устроился на кровати в позе лотоса и начал медитировать. Он вспомнил, что во всех дзенских книгах было написано, что все наши враги – это всего лишь отражение нас самих, поэтому вчерашняя стычка с незнакомцем в черном плаще – всего лишь еще один шаг в бесконечной борьбе с самим собой, которая заканчивается либо просветлением, либо смертью. По крайней мере, если верить книгам. Однако д’Артаньян не чувствовал себя настолько плохим существом, чтобы вести борьбу с самим собой, как это делают последователи кардинала. Поэтому он и принял учение дзен, по которому выходило, что человек борется не с самим собой, а с собственным умом, то есть, с неправильным образом реальности, сформированным в голове. Д’Артаньяну казалось, что эта точка зрения намного ближе к правде. А главное – следуя учению дзен, он мог не отказываться от своих желаний и стремлений, а заодно и не платить огромные членские взносы на нужды кардинала и его людей.

      Поняв, что он во всем прав, д’Артаньян встал из позы лотоса.

      «Однако вспышки ярости надо бы сократить, – подумал д’Артаньян, подходя к окну. – Хотя вчерашний осел сам виноват –